Юлия Алейникова - Медальон Великой княжны

— Что? — Павел впервые встрепенулся и с волнением взглянул на Курносова.

— Меня вызвали в штаб дивизии и прямо в кабинете схватили сзади за руки, обрезали ремни, даже не сняли, так спешили, отобрали пистолет, сняли погоны, ордена, медали. Я оказался арестованным. Вот так подставил меня мерзавец, которого я другом считал, с которым хлеб делил. А только прежде чем меня совсем увести, зашел он в кабинет и сорвал с меня медальон. А через пару дней вместе с группой бывших пленных без суда и следствия, без всякого обвинения повезли меня домой, в Россию-матушку. Так я оказался в фильтрационном пересыльном лагере. Все возвратилось на круги своя. Командировка на фронт завершилась. Догадался, кто был у меня замполитом? — Взглянул на Павла исподлобья Василий. — Да. Дружок наш общий, Иван Скороходов.

Павел потянулся к пачке папирос, что лежала на тумбочке перед Курносовым.

— Вот только одного я не пойму, как он про медальон догадался? Его у меня на груди многие видели, да я всем говорил — память о покойной жене. А он и не спросил ни разу. Хотя и поглядывал на него, я этот странный взгляд не раз ловил. Ты когда медальон на память получил, дружок твой Иван вроде уже в тюрьме сидел?

Павел кивнул, все еще крутя в руках папиросу и не решаясь закурить.

— Откуда ж он узнал?

— Я это виноват, — тихо проговорил Павел. — Я.

— Тогда еще, в восемнадцатом?

— Нет. В сорок третьем, в госпитале, — не глядя Курносову в глаза, ответил Павел.

— Вот оно как. Значит, не случайно он к нам попал. И демобилизоваться не торопился. Хотя и говорил, что по семье скучает, — потер ладонью свои впалые щеки Курносов.

— А ты-то как вывернулся? С тобой что после ареста было?

— Со мной? — Словно вынырнул из своих мыслей Василий. — Приговор был: отбытие оставшегося срока моей довоенной судимости с включением времени нахождения на фронте. Вышел в пятидесятом, в пятьдесят шестом реабилитация, получение нового паспорта. В пятьдесят седьмом вступил в КПСС. Назначили заместителем начальника Управления одного из подразделений Оленегорского горно-обогатительного комбината. А в этом году уволился по состоянию здоровья. Легкие у меня. Вот подлечусь — и в Клайпеду. Куплю себе домишко, на работу устроюсь, знакомцы у меня там остались. Бируте меня, конечно, не дождалась, замуж вышла, ну да ничего, и один как-нибудь бобылем проживу.

— Значит, медальон у Ваньки сейчас, — угрюмо проговорил Павел.

— Да.

Сентябрь 1963 г. Симеиз, Ялта

— А ведь он меня после войны в гости звал в Ленинград, — задумчиво проговорил Павел, сверля мрачным взглядом ковровую дорожку между кроватями. — А я вот не поехал. Поленился.

— Меня он тоже в гости звал. Про дворцы рассказывал, проспекты. Конечно, еще до того, как НКВД сдал. И я, как реабилитировался, деньжат скопил и поехал. Разыскал улицу, адрес-то он мне сто раз называл, я запомнил, он не думал, наверное, что доживу, надеялся, что сдохну в лагере или расстреляют. Да вот выжил я. Разыскал улицу, а вот дома не нашел. Разбомбили дом, — с сожалением проговорил Василий. — Но я мужик настырный. Дал запрос в справочное, пришлось подождать. Я в это время по музеям и дворцам гуляю, отдыхаю, значит, культурно, а сам жду не дождусь, когда же мне Ваньку Скороходова на блюдечке поднесут. И дождался. Иван, оказывается, в Москву перебрался. А у меня уже и отпуск заканчивается, и деньги. Пришлось возвращаться не солоно хлебавши. Вот думаю на следующий год попробовать его в столице отыскать.

— В Москве, говоришь? А ведь мне в Москве пересадку делать. Полдня между поездами…

— Не успеешь ты за полдня, — покачал головой Василий. — Я вот в Ленинграде был, большущий город, а Москва и того больше.

Но Павел это замечание мимо ушей пропустил. Василий ему не товарищ в этом деле, а конкурент. Зря он вообще при нем про Москву сболтнул, да теперь уж поздно.

Следующие дни Павел прожил на автомате. Ел, пил, гулял, посещал процедуры. А сам все про медальон думал, и о том, как он глупо Ваньке проболтался. И как тот слушал про медальон, и какой он подлец и вор, и где искать его теперь. И нужно ли его искать? Ведь живет он столько лет без этого медальона, и ничего. Вспоминает, конечно, но ведь не искал, как Курносов, жил себе спокойно. Нет, искать, обязательно искать! Найти и отобрать, а то еще и в милицию заявить. Впрочем, насчет милиции Павел уверен не был. Медальон Скороходов не у него отнял, а у Курносова. Тот еще ведь узнает и свидетелей приплетет, сам говорил, что у него медальон многие видели, а у Павла кто? Жена Маруся да теща-покойница? Нет. Тут иначе как-то надо. Хитро. Вот-вот, не силой, а хитростью. Павел приободрился. Хитрить он не очень умел, да и Скороходов не семи пядей во лбу, хоть и сволочь последняя. В общем, через три дня Павел как-то повеселел, преобразился.

А спустя два дня даже в Ялту выбрался за компанию со своим новым соседом, начальником леспромхоза из Вологды. После обеда сели на автобус и в город. Очень уж хотелось Игнату Романовичу Ялту посмотреть, к тому же у него с собой фотоаппарат был, так он обещал жене фотографии привезти с отдыха.

— Слышь, Терентич, давай по мороженому, а? — Увидев тележку под зонтиком, предложил Игнат Романович. — Я как в тридцать четвертом первый раз его попробовал, так с тех пор сам не свой до мороженого, особенно сахарные трубочки уважаю. Нету? Ну, тогда стаканчик сливочный.

— Вон лавочка. Давай присядем, а потом я тебя сниму на фоне набережной, фотографии дома напечатаю и тебе письмом вышлю. — Поправляя на груди фотоаппарат в кожаном чехле, уговаривал Игнат Романович. — Новенький, — пояснил, поглаживая его с любовью. —«Смена», последняя модель. Зять с дочкой перед отъездом подарили. Раньше-то у меня «Зенит» был, еще довоенный, на работе премировали. Тоже хороший, но этот ни в какое сравнение не идет, — лакомясь мороженым, рассказывал сосед.

Вот тут-то Павел его и увидел. Шел он, не спеша, по набережной с какой-то моложавой дамочкой под ручку. Дамочка была в модном платье с пышной юбкой и с зонтиком. И очень уж оценивающие взгляды на проходящих мимо мужчин бросала. А Иван вышагивал важно, по сторонам не глядел, словно павлин, грудь вперед, шляпа на макушке. Сам в белой пиджачной паре. Барин этакий.

В себя Павел пришел от потрясения, только когда почувствовал, что его кто-то за рукав трясет.

— Павел Терентьевич, да вы что, призрак, что ли, увидели? — Тряс его за рукав обиженный Игнат Романович. — Я уж зову, зову. Идемте фотографироваться, пока темнеть не начало.

— Я… я вроде знакомого одного увидел, думал, погиб он, а вот поди ж ты. — Поднимаясь со скамьи и стряхивая с себя руку Игната Романовича, торопливо говорил Павел. — Вы уж меня извините. Догнать мне его надо, а то опять потеряемся. — И он поспешил по набережной вслед за плавно удаляющейся парой.