Александр Устинов - NEXT-2. Следующий. Книга 3. Чужая война

— А в ком?

— Во мне! — севшим от волнения голосом известил Лавриков.

Мошкин заблудился в этих странных и неадекватных, на его взгляд, рассуждениях депутата. С тяжелым вздохом он обошел кресло Федора Павловича по периметру и теперь оказался лицом к лицу с собеседником. Взгляд Лавра по-прежнему был блуждающим и не сосредоточенным на каком-то конкретном предмете.

— Это не истерика, — со знанием дела поставил диагноз Александр. — Это уже психоз откровенный. На грани мазохизма… И что мы теперь будем делать? Сидеть и слушать оркестр духовой музыки в твоей душе?

— Не знаю я, что делать… — растерянно молвил Лавр. — Беречь, наверное.

— Беречь?

— Да. Беречь ее. — Федор Павлович прикурил и тут же скрылся от проницательных глаз помощника за густыми клубами дыма. — Глупо звучит, а как иначе скажешь?

— Очень хорошо, — неожиданно согласился Мошкин, кивнув. — Но учти. Для того чтобы ее сберечь, придется преодолевать, кусаться, доставать деньги из вонючих чулок и так далее по уже оглашенному списку… Ты об этом пока поразмышляй, господин Лавриков. А я пока к господину Кекшиеву все-таки сбегаю и попытаюсь к потрохам его прицениться. Ибо для продолжения нашего внезапного романа нужно, чтобы головы были хотя бы к туловищу прикреплены. А то снесут — оглянуться не успеешь. А захочешь оглянуться — уже нечем.

Его потуги на юмор остались без соответствующей удовлетворительной оценки. Лавриков отмахнулся то ли от Санчо, то ли от окутавшего его табачного дыма и поднялся на ноги.

— Иди уже, — недовольно проворчал он. — Беги, скройся.

Санчо шагнул к двери.

— Надеюсь, я вернусь… — бросил он на прощание и с этими словами покинул кабинет шефа.

Лавр снова сел перед компьютером. Он никак не мог отыскать подходящего положения тела, способного привнести хоть какую-то гармонию в свете его душевных переживаний. Рассеянный взгляд наткнулся на монитор с картинкой морского дна, вялыми рыбками, водорослями и пузырьками воздуха.

— А чего?.. — свирепо вопросил кого-то Федор Павлович и по-волчьи оскалился. — Если потребуется — еще смогу укусить… — Он отложил сигарету в стоящую неподалеку пепельницу и издал негромкое рычание.

— Хозяин дома? — деликатно расшаркался Мошкин, переступая порог заветной приемной. — Здрасте.

Немолодая уже, но еще вполне эффектная секретарша старой формации изумленно подняла взгляд на бесцеремонного посетителя, оторвавшись от экрана монитора. Краем глаза Александр заметил, что ничем особенно важным женщина и не занята. Скучный рабочий день компенсировался некоей замысловатой карточной игрой, происхождения, равно как и правил которой Санчо не знал.

— Геннадий Церенович только что пошел домой, — гордо оповестила визитера секретарша Кекшиева с таким видом, будто этим поступком ее босс совершил великое благо во имя страны и нации.

Но Мошкина было не так-то просто выбить из седла аналогичными интонациями. Он уже всякого навидался в своей жизни.

— Он домой пешком ходит? — невинно поинтересовался Александр, задумчиво почесав свой мясистый двойной подбородок.

— По коридору — да, пешком. Потом — на лифте. Потом — на машине.

Санчо закатил глаза:

— Как любим мы все усложнять!.. — Он отступил назад и, не прощаясь с секретаршей, скрылся в дверном проеме.

Женщина вернулась к прерванной карточной партии.

Никто никогда не видел Санчо, бегающего трусцой. Такое даже сложно было представить. Особенно тем, кто достаточно хорошо знал Александра. Но тем не менее при определенных жизненных обстоятельствах подобное случалось. Сейчас надеющегося догнать отправившегося по домашним делам Геннадия Цереновича Мошкина не смогли бы остановить даже спортивные барьеры. Он с легкостью преодолел бы и их. Так велико было желание Санчо завершить свою непростую миссию и доложить Лавру о ее результатах, чтобы отвлечь босса от амурных мыслей, что он мчался по пустынному коридору подобно заправскому спринтеру. Легкоатлетические упражнения помощника депутата были вознаграждены. К тому же появившаяся впереди по ходу движения спина господина Кекшиева заставила Санчо прибавить скорости. Настигнув преследуемого, Мошкин не сумел с ходу остановиться, а лишь плавно перешел с бега на быстрый шаг. Попутно он подхватил Геннадия Цереновича под руку и с широчайшей улыбкой на устах заглянул в глаза высокопоставленному чиновнику.

— А?! — вздрогнул от неожиданности последний. — В чем дело?

Стремительный налет напугал Кекшиева. Он попытался выдернуть свою руку из тесного плена, но толстые пальцы Санчо лишь сильнее вцепились ему в локоть. Отпускать свою жертву Мошкин был не намерен.

— Все нормально, — громко провозгласил он, тяжело дыша. — Я по спине догадался.

— Пустите меня! — строго потребовал Кекшиев и вернул-таки свободу своей правой руке. — О чем вы догадались по спине?

— О том, что вы — это вы. — Санчо по-свойски подмигнул чиновнику левым глазом. Он вообще вел себя так, будто перед ним был не бывший прокурорский работник, а свой брат урка. — Здрасте. Смотрите, какой диванчик хороший справа по курсу. — Он мотнул головой в заданном направлении. — Мне даже кажется, он без «жучков». Давайте присядем, в ногах правды нет. Но, говорят, правды нет и выше…

Не прекращая ни на секунду бурного словесного потока, Мошкин вновь ухватил Кекшиева за многострадальную руку и почти насильно потянул собеседника к облюбованному дивану в холле. Кроме них, в коридоре никого не было, но, тем не менее, Геннадий Церенович беспомощно завертел головой то ли в поисках поддержки, то ли желая убедиться в том, что никто из знакомых не видит такого бестактного обращения с его персоной.

— Да отпустите же вы, наконец, мою руку! — прикрикнул чиновник на неизвестного ему толстого мужчину. — Кто вы такой?

Этот, казалось бы, вполне логичный вопрос удивил Мошкина. Он даже остановился на полпути к дивану и удивленно вскинул брови. Дескать, как странно, что еще не все в этом здании знакомы с ним.

— Санчо я. — Александр склонил голову в едва заметном поклоне. — Первый помощник недавно доизбранного депутата Лаврикова.

— А, тогда понятна манера поведения… — презрительно скривился Кекшиев.

— Ну их к шуту, манеры, — небрежно взмахнул рукой Санчо. — Лучше сразу договоримся — без манер, подходов и прочих танцев живота.

— О чем?

Настроение Геннадия Цереновича в корне изменилось. Шок от неожиданного нападения уже прошел, собеседник и тот, чьи интересы он представляет, были известны, а следовательно, Кекшиев имел полное право вернуться к привычному для него снисходительно-насмешливому тону. Никакой растерянности, никакого внутреннего дискомфорта. Напротив, высокопоставленный слуга народа был предельно уверен в себе и произносимых словах.