Александр Устинов - NEXT-2. Следующий. Книга 2. Империя

— Геннадий Церенович? — на всякий случай уточнил Лавр, хотя и так прекрасно узнал собеседника по голосу. — Лавриков беспокоит. Я по поводу вашей высочайшей резолюции на проекте по несовершеннолетним… Зачем завтра? — выразил он явное непонимание, и прозвучало это вполне естественно. — Завтра, по-моему, выходные начинаются… Ничего, успеете. Мне три минуты надо. Нет, по телефону плохо. Разговаривать надо глядя в глаза, такая вот вредная у меня привычка. — Лавр замолчал, выслушивая ответ. На губах его играла злорадная усмешка. — Это на каком этаже? А то я пока плохо ориентируюсь в коридорах законодательной власти… Хорошо. — Он кивнул, но Кекшиев, естественно, не мог этого увидеть по телефону. — Я уже в пути.

Бывший вор в законе, верный своему слову, не обманул коллегу. Едва повесив трубку, он поднялся из-за стола и без лишних задержек покинул свой рабочий кабинет. Депутат Государственной думы уверенно двинулся по пустынным коридорам здания, которые напоминали в этот поздний час вымершее пространство заброшенного давным-давно города. Даже тусклое освещение холлов смахивало на зловещий лунный свет. Ко всему перечисленному очень органично добавлялись вопли и бульканье очередной тележертвы где-то за спиной Федора Павловича. Ему оставалось только громко вопросить в пустое пространство: «Есть кто-нибудь дома?»

Кабинет заместителя председателя комиссии Лавр отыскал минут за десять. Это очень быстро, учитывая тот факт, что рабочие апартаменты Кекшиева располагались на другом этаже. Федор Павлович перешагнул порог, разделявший большой кабинет с помпезной мебелью и так называемый «предбанник» для секретаря. Правда, сейчас последнего не было на боевом посту, и соответствующее кожаное кресло зияло черной пустотой.

Геннадий Церенович был на месте. Звонок Лаврикова застал его практически перед самым уходом, но, уважив просьбу коллеги, Кекшиев любезно дождался его. Вот только поведение его, как показалось Лавру, было уж слишком нарочитым. Заместитель председателя демонстративно засовывал в портфель какие-то бумажки и поглядывал при этом на визитера со снисходительной улыбкой.

Кекшиев был невысоким, упитанным мужчиной, что называется, в самом расцвете сил ибо, как нам известно из шведской сказки Астрид Линдгрен, этот расцвет бывает в любом возрасте. Было бы желание обладателя годов. Круглое лицо восточного типа с узкими глазами под тонкой линией бровей уже успело залосниться от жира, а две большие залысины на маленько голове решительно прокладывали себе законную тропу по направлению к затылку.

— Думаете, плохая резолюция? — саркастически обратился к Федору Павловичу хозяин кабинета, не прерывая процесса расфасовки документов в портфеле.

Лавра нисколько не смутило поведение Геннадия Цереновича, и он, оставив ненужные формальности с этикетом, без приглашения расположился в уютном глубоком кресле напротив хозяйского стола. Мол, и мы, господин государственный чиновник, не лыком шиты. Тоже умеем марку держать в случае необходимости. Поведение Федора Павловича было направлено на то, чтобы снобизм собеседника немного поугас. Вроде тот домой уходить собирался и демонстрировал свое нежелание задерживаться на рабочем посту, а мы этого будто бы не заметили. У нас времени навалом. Торопиться некуда. Так что извольте выслушать, Геннадий Церенович.

— Не думаю, — спокойно ответил Лавр, забрасывая ногу на ногу. — Знаю — плохая.

— И я знаю про вас, Федор Павлович. — Кекшиев не нашел лучшего выхода, как перейти в вынужденную контратаку и ударить противника по уязвимому месту. При этом заместитель председателя комиссии продолжал миролюбиво улыбаться, но взгляд его восточных глаз сделался колючим.

— Что же?

— Да все знаю. — Кекшиев загадочно прищурился.

Но и это заявление не смогло выбить Лаврикова из седла. Он продолжал оставаться бесстрастным и уверенным в себе человеком. В голосе и движениях бывшего криминального авторитета сквозила нескрываемая ленца и эдакая вальяжность.

— А я про себя — нет, — с печалью в голосе вымолвил Федор Павлович. — Далеко не все. Как указывал один бандитствующий поэт, «я знаю все, но только не себя».

— Фамилия бандитствующего поэта? — живо поинтересовался Кекшиев.

К этому моменту он уже завершил свои сборы и, оставив портфель в покое, уперся кулаками в столешницу, чуть наклонившись вперед. Ни дать ни взять бывший чекист едва ли не из самого ближайшего окружения Железного Феликса. Вот только комплекция подкачала. Ну да это возрастное, наверное. В молодости господин Кекшиев, без сомнения, мог и самому Дзержинскому фору дать по части телосложения. Нынче, как известно, времена другие. Не такой голодный век, как прежде.

— Франсуа Вийон, — любезно продемонстрировал Лавр свои литературные познания.

— Это, наверно, по линии Интерпола. — Геннадий Церенович продолжал иронизировать по поводу и без повода.

— Скорее всего, — не стал вступать с ним в дискуссию по этому вопросу Лавриков и вернулся к прерванной теме разговора: — И выходит, комиссия ваша каждого доизбранного депутата под микроскопом изучает?

— Нет, — опротестовал это ошибочное мнение Кекшиев. — По своей былой работе досье листал. В Генеральной прокуратуре. — Кекшиев распрямился. — Хотите рюмашку коньяку?

Хозяин кабинета отошел назад и раскрыл створки встроенного в стену бара. Лавр невольно отметил, что в наличии имеется самый настоящий арсенал всевозможных горячительных напитков. Не в каждом баре или ночном клубе найдется такой ассортимент, как здесь, в личных запасах уважаемого Геннадия Цереновича. Мысленно Федор Павлович отметил и тот факт, что не совсем ошибся в своих прогнозах насчет биографии собеседника. Пусть чекистом он и не был никогда, но Генпрокуратура — это тоже огромный и достойный показатель. Выбранная профессия во многом определяет сущность человека, хотим мы того или нет.

— Спасибо. — Лавриков отрицательно покачал головой, заметив, что вместе с пузатой бутылкой дорогого коньяка, наверняка настоящего, Кекшиев достает и две миниатюрные рюмочки. — Не пью с прокурорскими… И к сожалению, ни разу там не бывал.

Удар был, что называется, не в бровь, а в глаз. Мало кто не знает, что одним из неписаных воровских законов является железное правило: никогда и ни при каких обстоятельствах не пить за одним столом с ментами. Нарушение этого устава уже само по себе считается западлом для тех, кто его нарушил, и, что самое главное, влечет за собой неминуемое наказание. И Лавр дал понять своему собеседнику, что, кем бы они ни являлись в настоящий момент, каждый из них все равно остается тем, кем был прежде. Правда, заместитель председателя комиссии постарался не подать виду, не показать, что Лавр успешно поддел его, однако рука с бутылкой предательски дрогнула. Слегка, но заметно.