Николас Фрилинг - Вальпараисо

Когда глаза приезжего привыкают к иному освещению, сначала он видит пол, выложенный плиткой по обычаям старого Прованса и только что помытый пресной водой, и темную, типично провансальскую мебель: натертые до блеска стойки, табуреты и столы. Здесь не темнота и даже не полумрак — скорее подводный свет. Древнеримские амфоры покрыты узором серых и коричневых пятен, почти патиной. Они столетия провели на дне морском. Так же как — в это легко поверить — темно-синий сифон для сельтерской и покрытый глазурью глиняный кувшин на стойке. Даже большие букеты из ветвей мирты и карликовых деревьев, расставленные в амфорах, кажется, подводного происхождения — трудно представить, что они росли на солнце.

Приезжей в то утро оказалась женщина по имени Натали Серва. Она чувствовала себя усталой, издерганной и подавленной, а «Ковчег», судя по первым впечатлениям, обещал забытье. Она оперлась о стойку и внимательно рассмотрела картину за ней, над рядами бокалов и бутылок с аперитивом.

Это была несуразная, потешная картина, и комичная и умиротворяющая одновременно, а это весьма удачное сочетание. Она была очень большой и, чем-то смутно напоминая фламандские полотна, являла взору одну из тех невероятных ферм, где водится всевозможная домашняя живность. Господи, что делает фламандская ферма за стойкой бара в Поркероле?

Индюки, гуси, ослы, павлины, бентамские и обычные петухи соседствовали там с собаками, овцами и грудами фантастических овощей, выписанных с любовной скрупулезностью. Все животные глядели на мир одинаково — с театральным самодовольством бременских уличных музыкантов.

Натали очень понравилась эта картина. Она опустилась на табурет и несколько раз стукнула по стойке солнечными очками.

— Есть тут кто-нибудь? — Она говорила очень ясно и отчетливо, с интонациями и дикцией актрисы — возможно, не первоклассной, но знающей свое ремесло.

И тотчас из подводных глубин вынырнула женщина. На самом-то деле она все это время сидела за стойкой, занимаясь подсчетами, но на ум невольно приходила мысль о каком-то существе, недвижно покоящемся на дне морском, деликатно пощипывая водоросли. Натали посмотрела на нее с легким удивлением, хотя это была вполне обычная женщина, в свободной юбке и шерстяном свитере.

Приятно после долгих недель полного отсутствия восприятия внезапно с такой остротой увидеть и ощутить образ тишины и покоя. Натали остро нуждалась в лечении и решила ехать с категоричностью, поразившей ее саму — давно уже вроде бы такого не случалось.

— У вас есть свободный номер?

— Конечно, мадам. Вы к нам надолго? — Голос парил, подобно щебету довольной пташки.

— Возможно. Пока не знаю. На месяц, а то и дольше.

— Я буду рада, хоть в следующем месяце тут, наверное, будет тесновато… Сезон, мадам понимает…

— Там видно будет, — нетерпеливо отмахнулась Натали. — Меня зовут Серва. Я велю прислать мои вещи. Можно от вас позвонить?

— Ну конечно.

— И будьте любезны, дайте мне чего-нибудь выпить.

— Немного виски?

— Нет. — Натали задумалась. — Бокал белого вина.

Это было «Кот де Прованс»; бутылка запотела, а подпись на этикетке гласила: «Domaine de l’Aumerade Pierrefeu (Var)» [8] Виноградники Омерад в Пьерфё (департамент Вар) ( фр. ). . Молодое, чуть терпкое вино. Осушив бокал, Натали почувствовала, что без всяких усилий плывет по воздуху, кочуя с листа на листок, словно пух одуванчика.

— Ваш парижский номер ответил, мадам. Мне соединить вас в кабинке?

— Нет, я поговорю здесь… Это ты, Фелиси? Я на Средиземном море, на острове. Поркероль, ясно? Собери мне, пожалуйста, пару чемоданов — нет, без всяких там претензий, никаких городских нарядов. Пляжные вещи и самое необходимое примерно на месяц. Багаж отправь в отель «Ноев ковчег»… Фелиси, скажи об этом месье, ладно?.. Да-да, только что я отдыхаю, и все. Я в полном порядке. Передай ему привет и добавь, что я позвоню, напишу или еще что-нибудь, — в общем, пусть не беспокоится. Ты поняла?.. Хорошо, ну да, конечно, я знаю, что могу на тебя положиться. Нет-нет, я прекрасно себя чувствую. Всего доброго!

— Я пошлю кого-нибудь показать мадам номер.

— Мои вещи прибудут завтра.

— Мы позаботимся, чтобы их доставили в полной сохранности.

— Пойду-ка я погуляю… Вернусь не позже часу.

— Когда вам будет угодно. Желаю приятной прогулки.

— Благодарю вас, — кивнула Натали.

Ей пришлось сделать над собой некоторое усилие, чтобы вновь выйти на раскаленное солнце, — ноги слушались плохо. И Натали, ничуть не думая о том, что на ней строгий полотняный костюм, купила большую дешевую соломенную шляпу. Исследовать незнакомые тропы она еще была не в силах, а потому медленно двинулась обратно в гавань.

Марсельское кредитное общество, «Табак», кафе «Эскаль». Церковь и дома напоминали сцепляющиеся между собой пластиковые блоки вроде тех, что продают в магазинах игрушек под названием «лего».

В дорогие солнечные очки, из тех, что не просто затемняют свет, а превращают яркое сияние в четкий коричневатый рисунок, нанесенный острым пером на бледно-серую бумагу, Натали разглядела моряка, в сапогах и линялой хлопчатобумажной робе, тоже идущего к гавани. Залихватские усы над детски капризным ртом придавали ему еще более уязвимый вид. Роба подсела или моряк подрос, но его руки и сапоги казались несоразмерно большими.

А вот и Мишель, капитан «Бамби», седовласый и безупречно подтянутый, в голубых рубашке и брюках и свободном синем кителе. Этот на редкость красивый франт совершенно не отвечал ее представлениям о моряке.

Потом Натали разглядела старика Мариуса — тот, как обычно, переругивался с каким-то типом в клетчатой твидовой кепке, шерстяном свитере, нескольких шарфах и войлочных домашних шлепанцах. При этом чудак отлично чувствовал себя под пылающим солнцем!

Взгляд Натали коснулся Леона — на нем была бежевая шляпа, под рубашкой — шерстяная кофта, застегнутая до подбородка, да еще свитер канареечно-желтого цвета. А вот его брезентовая куртка сильно вылиняла. В отличие от других Леон надел армейские ботинки.

Все увиденное доставляло огромное удовольствие. Здесь она снова обретет вкус к жизни. Натали застыла, оглядывая набережную.

Кристоф с Раймондом к тому времени уже закончили покраску «Оливии» и, придерживая краном, осторожно спускали на воду. «Еще одна необычная картина», — подумала Натали. Бывает ли на свете более резкий контраст, чем между этими двоими? Кристоф являл собой прямо-таки опереточный тип моряка — этакого капитана Хаддока. А другой… Англичанин? Швед? Типичный аистоподобный северянин с как будто обесцвеченными волосами и в линялых штанах цвета хаки, изрядно подсевших. И оба комичны: француз — театральной жизнерадостностью, а северянин — характерным для этого племени озабоченным и напряженным видом. Оба были слишком заняты, чтобы обратить на нее хоть какое-то внимание; а если бы и обратили, Натали нисколько бы не смутилась. Она пришла сюда из мира, где люди привыкли смотреть друг на друга оценивающе — как барышник на лошадь.