Татьяна Александрова - Порою жизнь как детектив

Красавец! Ну, так вы приходите, не стесняйтесь.

Дверь закрылась, Майкл ушел восвояси. Да, он не знает, что настоящий поляк никогда из дома в Рождество не уходит. Рождественская ночь волшебная, даже иногда животные разговаривают. Правда!

Эндрю вспомнил свое последнее в той жизни лето, как они с Беатой встречались у фонтана перед Двором Артура, где встречаются все влюбленные Гданьска, гуляли вдоль канала по тенистой аллее. Он держал ее руку в своей, рассказывал о дальних странах, в которых они вместе побывают. Надо только дождаться Сочельника и загадать желание. И все непременно сбудется.

Почему-то сейчас, спустя почти полвека, он даже помнил, в какое платьице была одета Беата — белое в синий горошек. И еще на ней были белые носочки. Почему помнил? Да потому, что любил…

Но как случилось, что тогда забыл… забыл про маму, про Беату, про Польшу. Окунулся с головой в водоворот новой жизни, в новую страну… даже имя поменял.

…Эндрю сморил сон с беспорядочными картинками безводных пустынь и палящего солнца.

Он проснулся в каком-то смятенье. Наскоро приняв душ, начал прибираться в доме. Первое Рождество он будет отмечать без Анны. Женщин в доме нет, но он и сам все сделает.

Жарко было с утра. Включил кондиционер, пропылесосил ковер, — надо бы его совсем убрать, и без него жарко, — протер полы. Вроде, все.

Нет, надо картины протереть. Он взял влажную тряпку и стал тщательно протирать свои картины и фотографии в рамках. Почти на всех были изображены или корабли в море, или яхты и лодки на причале. Видно, что хозяин был моряком. Да, был.

Но якорь брошен давно… «Пятьдесят лет назад», — подумал Эндрю. Нет, он не жалел, что больше не был в море.

Как-то само получилось, что за все эти годы он только раз сплавал с Анной на кораблике на Тасманию, в Хобарт. Но это только посмотреть — не моряком. И то Анне было тяжело — море штормило. Да, здесь между Австралией и Тасманией всегда так — погода через десять минут может поменяться. Вдруг налетает ветер, и волны вырастают до небес. А что вы хотите — ревущие сороковые!

Эндрю тогда снисходительно ухаживал за страдающей от морской болезни Анной. Сам он был в полном порядке. Моряк!

…Эндрю накрыл стол на двоих. Две красивые тарелки, синие с белым, бокалы для шампанского. Он подумал немного и поставил еще один прибор — для нежданного гостя. Ох, чуть не забыл! Достал из шкафчика бутылку водки Vyborova и положил ее в морозильник. Здорово, что в Сиднее можно купить напиток из любой страны — американский, французский, русский, польский — какой хочешь. Лишь бы деньги были.

А деньги у него были. Трудолюбивый и настойчивый, он сколотил приличный счет в банке. Да еще и Анна не была транжиркой и модницей, как некоторые. Покупала только необходимое. Только его, Эндрю, старалась одевать получше. Поэтому он ходил на службу всегда прилично одетый.

Да и дома все было, как у людей. Эндрю оглядел свой дом взглядом постороннего и остался доволен. Не стыдно привести кого-нибудь. Например, Беату…

…Сон качал его на океанских волнах. Ветер трепал волосы и сыпал брызгами в разгоряченное лицо. Борта белой лодки поднимались то справа, то слева. Все пространство между лодкой и небом было заполнено кричащими белыми чайками, которые спрашивали его: «Куда плывешь? Туда плывешь?»

…Эндрю проснулся с мыслью: «Сочельник! Столько надо сделать!» Во-первых, одеться надо хорошо. Эх, Анны нет — посоветовался бы, что более прилично. Он жил в Австралии очень долго, но все равно его смущала привычка австралийцев везде ходить в шортах, — будь то бар или банк. Все-таки он не так был воспитан, и считал, что есть места, куда в шортах появляться неудобно.

На все его возражения Анна снисходительно улыбалась только — типа, ведь ты не австралиец. Да они и сами-то все не австралийцы. Кто-нибудь да откуда-нибудь когда-то приехал. Кстати, ему это очень нравилось. Здесь все были свои и, даже чувствуя акцент, продолжали дружелюбно общаться. Не как в Европе, где, если ты не коренной житель, то уж точно человек второго сорта.

…Эндрю подумал, что целый день впереди, и очень жарко, но все же выбрал не футболку, а белую рубашку с короткими рукавами и светлые брюки.

Была середина дня, когда он подъехал к теплоходу Квин Элизабет. Девятипалубный красавец стоял у причала, гордо развесив свои флаги.

Он знал — конечно, это случится. Но надо же — прямо к Сочельнику.

Беата подбежала к его машине и, ничего не говоря, села рядом. А говорить и не надо было, они ведь в мыслях все сказали друг другу.

Сейчас он покажет ей свой любимый Сидней, его Куджи с белым песком и огромными океанскими волнами, играющими со смельчаками серферами, Дарлинг Харбор в зеленом ожерелье и такой синей водой, что резало в глазах. Они выйдут на яхте в океан, и она увидит китиху, которая с китенком заплыла в Сиднейскую бухту, наверно, чтобы познакомить китенка с людьми…

Везде, где бы они ни появлялись, на них обращали внимание, оттого, что они были очень красивой парой. И еще потому, что Беата была в платье в горошек и беленьких носочках…

…Она убежала так же быстро, как и пришла. Сказала только: «Я так люблю тебя, Войцех».

Войцехом его звали в той, другой жизни. Так назвала его мама в честь святого Войцеха.

Но это имя он вспомнил только сейчас.

…Он снова сидел в машине на берегу залива и смотрел на закат. Солнце покидало его и уходило туда, где была когда-то его родина.

Вдруг что-то больно царапнуло его сердце, потом еще и еще, сильней и сильней, словно кто-то трудно отталкивался от него твердыми, жесткими ножками. Войцех опустил голову, чтобы посмотреть, кто же так сильно толкается, да так и остался сидеть с опущенной головой…

А это была его душа. Она белой птицей взвилась над Войцехом и полетела, опережая уходящий день, через горы и океаны, обгоняя солнце.

Вот уже берег холодного, неприветливого моря по которому стальными морщинами перекатывались волны. Вот и старый город на берегу.

Птица летела над Королевской дорогой, мимо Ратуши, черкнув крыльями по ее башне, мимо улицы Девы Марии, где гуляли Войцех и Беата. Давно.

Этот дом.

Здесь уже почти все готово к Сочельнику. Двое мальчишек украшали елку. Молодая женщина носила блюда на стол. Пожилая вынимала из духовки пирожки. Седой мужчина расставлял бокалы на столе.

— Беата, а почему лишняя тарелка? Кто-то еще придет?

— Вацлав, ты же знаешь, так положено. Всегда ставим тарелку для нежданного гостя. Каждый год ты меня спрашиваешь. Поставь бокал.

— Ну, не ворчи, поставлю.

Раздался негромкий стук в окно. Беата почему-то вспомнила Войцеха. Где-то он теперь? Жив ли? Она посмотрела на окно. В него заглядывал зимний гданьский вечер.

Больше никого не было…