Татьяна Александрова - Порою жизнь как детектив

«Наташка, вставай, хватит спать!»

«Кто это кричит?.. И где гусар?»

«Давай, давай подымайся, день на дворе ужо. Уткам и курам я давала, а ты хоть поросенку вынеси…»

Ой, да мать это. Разбудила, не дала сон досмотреть.

«Да поднимесси ты или нет? Здоровенная девка, уж скоро замуж пора, а делать ничего не хочить. И не ходишь никуда, хоть бы на танцы сходила».

«Не танцы, а дискотека. Что ты все по-деревенски разговариваешь, ведь не старая еще?..»

Наташа сладко потянулась.

«Ты у нас больно городская! Все у телявизора сидишь, как бы все не просидела. Вон у Востриковых сын с армии пришел, не пьеть, на шофера выучился…» Мать продолжала ворчать, гремя в кухне кастрюлями.

За окном плескалось утро раннего лета. Старый сад, загородив дом от дороги, завязывал на своих ветках крошечные яблочки с выпяченными губками-цветками. Свежий ветерок гонял по синему небу беспечные белые облака. Через распахнутые окна в дом доносились веселые песни птиц, радующихся лету и своему семейному птичьему счастью. На невидимом за густым кустарником пруду гоготали кем-то потревоженные гуси. Деревня!..

Наташа встала, умылась, подошла к зеркалу. Да, не мешало бы похудеть. Из зеркала на нее смотрела симпатичная мордашка в завитках светлых волос. А фигурка-то подвела — полные плечи и совсем не тонкая талия.

Она села к столу. Завтрак был обычный — горячая картошка, соленые, еще с прошлого года, огурчики, вареные вкрутую яйца. Сколько раз просила она мать не варить яйца по часу!

Нет, все то же… один ответ: «Отец так любить».

«Наташ, а я нонче оладышков напекла, — говорила мать, входя в «залу». — Кушай, доченька, со сметанкой!»

— Не буду я больше твои оладьи есть!

— Да чтой-то ты? Любила всегда… — причитала недоумевающая мать.

Наташа улыбнулась — ведь она же ничего не знает про корсет!

День прохладными ладонями касался лица и, теряя минуты, проплывал над остывающей землей…

Тишину тревожил негромкий плеск, доносившийся с излучины широкой речки, словно там резвилась стая уток. Но нет, уток там не было, это вода, переливаясь блестящей сталью, билась о кромку тонкого льда, радуясь уже недолгой свободе. У самого берега, где летом на приколе стояли лодки, речка замерзла, и пожухлые травины торчали темной охрой над сероватым ледком.

Интересно все же, куда деваются маленькие рыбки зимой, в ледяной воде? Те самые рыбки, которые испуганными стайками бросаются прочь из-под ног, когда входишь в воду. Быть может, спят в мягком иле?..

Снега выпало еще очень мало, он еле прикрывал траву, тут и там прорывавшуюся из белого плена бесстрашной зеленью. Лес по берегам речки гляделся картиной в пастельных тонах.

Прибрежные безымянные кусты длинными прутьями темновишневой оторочкой выделялись на фоне бурой осоки.

Серые стволы ольхи протягивали в прохладу тонкие веточки, увешанные коричневыми сережками. Сережки находились в постоянном раздумье — распуститься или нет, оттого что короткие морозные дни перемежались длинными оттепелями.

На другом берегу речки, в сизом облаке оголенных ветвей белели стволы берез, тонкими свечками вздымаясь вверх.

Счастливей всех красовались сосны — стройные, с воздушной кроной цвета дымчатой зелени.

И взрослые, и молодые, они напоминали обворожительных женщин, красота которых неподвластна времени…

Огромные ели стояли с видом завистниц, о чем-то осуждающе переговариваясь между собой, как старушки вечерком на скамеечке, чуть покачивая тяжелыми темно-зелеными лапами.

Долгими белесыми тенями по небу плыли сонные облака. Соткать цельное покрывало у облаков пока не получалось, они часто отрывались друг от друга, обнажая бледно-голубые рваные лоскуты.

Внезапно налетевший ветер наморщил только недавно гладкую воду, коснулся крылом верхушек деревьев, пошуршал засохшими камышами, охлаждая и без того озябшую землю.

Деревья зашумели, передавая друг другу весть о скорой, грядущей зиме. Она спрячет речку под белый панцирь, сверкающими иголками инея разукрасит ветки, укроет лебяжьим пухом уснувшую землю, не оставив полутонов на своей чернобелой картине…

А сейчас прозрачный воздух проникал в мысли и чувства, делая далекими и нереальными сожаления о похожих, улетевших днях.

Оредеж, декабрь

Нике никак не удавалось передать на листе постоянно меняющийся цвет воды. Бутылочно-зеленый разбавлялся темно-бирюзовым с мутно-синими разводами. Белая пенная оторочка у волны капризно разрывалась тут и там. Волны выдыхались у берега, смирели и, затихая тонкими прозрачными блинами, умирали, оставляя на песке зеркальное отражение неспокойного неба.

Недалеко от берега, стараясь поймать хорошую волну, резвились серферы. По всему было видно, что это не новички. У них здорово получалось встать на свою доску на гребне и вместе с заворачивающейся водной спиралью скользить по ее поверхности. Балансируя, как эквилибристы в цирке, они танцевали на волне, стараясь вместе с ней прожить ее жизнь до конца.

Сегодня погода для серферов была идеальной — нежаркая, с высоким и длинным прибоем. Постепенно смеркалось. На берегу царила неспешная каждодневная суета. Вдоль кромки воды ходили туда-сюда люди, получающие от этих прогулок особое удовольствие. Ходить было очень легко, ноги не проваливались в песок, спрессованный и прибитый до гладкой твердой поверхности миллионами без устали набегающих волн.

В нескольких местах на берегу были воткнуты красно-желтые флаги. Здесь дежурили машины спасателей с лодками на крыше. Все знали, что надо купаться в промежутке между флагами и только тогда тебя обязательно кинутся спасать, если что. И это было правильно, потому что невозможно контролировать весь длинный, на многие и многие километры простирающийся берег…

Время близилось к пяти. Спасатели предупредили купающихся, что пляж закрывается, собрали флаги и уехали. В океанском прибое остались самые отчаянные, уверенные в себе серферы. Потом ушли и они.

Небо потемнело и на горизонте оделось грозовыми тучами. А Ника все сидела со своим мольбертом и смотрела на океан. Вдруг она вскочила на ноги и даже подпрыгнула на месте, чтобы получше видеть, что происходит там, за прибрежной полосой. Среди волн мелькнуло что-то черное! Ника взобралась на дюну, стараясь увидеть лучше то, что скрывали суетящиеся волны… нет, это не он…

От воды отделилась и полетела вдоль моря черная птица, названия которой Ника не знала…

Вот уже месяц она приходила сюда и ждала… Ника не обращала внимания на удивленные и сочувствующие взгляды людей, видящих ее ежедневно с утра до вечера сидевшей на берегу с мольбертом и напряженно всматривающейся в неспокойный прибой. Многие считали ее «не в себе», но ей было безразлично мнение окружающих…