Татьяна Александрова - Порою жизнь как детектив

И, о чудо! В горе были «ворота», а за воротами стоял красавец ферри!

Их радость, когда они подошли к ферри, сменилась нервным смехом. Во-первых, ферри уходил через пятнадцать минут, а во-вторых — это был последний сегодня кораблик на Ниццу! Поэтесса чувствовала себя муравьишкой, который все-таки успел в свой муравейник…

…Поэтесса вышла на палубу. Ее муж-Бизнесмен и два Богатеньких Буратино мирно посапывали в салоне, утомленные путешествием. Ей хотелось побыть наедине с морем. Она стояла, вглядываясь в темную даль, не освещенную никакими огоньками. Ветер сыпал мелкими солеными брызгами, освежая лицо.

В конце палубы в темноте она различила мужскую фигуру. Захотелось думать, что это Он. Вот она подойдет и увидит такой знакомый по картинам гордый профиль и устремленный в будущее взгляд. Ведь Он плывет покорять мир…

Но она не стала подходить…

Вдали показались огни Ниццы.

Поэтесса вошла в салон, взяла свой блокнотик, ручку и стала рифмовать.

Аяччо — карпачо…

Колька брел по безлюдной улице, поддавая носком облезлого ботинка сухие листья. Жрать хотелось ужасно! Дома ничего не было, кроме нескольких мелких картофелин да неизвестно откуда взявшегося лаврового листа. На крайняк можно и картошку сварить, но разве это еда для мужика? Нет, надо что-то думать.

В какую сторону думать, Колька знал — обчистить какой-нибудь дом. С этим, правда, теперь проблемы. Богатеи в своих красивых дачах сигнализаций понаставили, чуть что — через пять минут охрана приезжает, а у некоторых еще и с оружием. Но были еще и одинокие старухи в своих лачугах. Когда пенсия, припугнуть — отдадут, как миленькие. Но сейчас только начало месяца, до пятнадцатого еще далеко…

О! Ачегой-то Вальки-продавщицы собака здесь делает? Или просто похожа… да нет, ее кобель. А лежит у Надькиного дома привязанный. Злющий, гад. Колька остановился у забора. Собака зарычала на него и отвернулась.

Навстречу попался Степаныч, медленно передвигая заплетающимися больными ногами. В руке держал банку с пивом, прихлебывал из нее.

— Здорово, Степаныч.

— Угу…

— Как жизнь?

— Нормально… угу…

Степаныч явно не был расположен к разговору с Колькой. Но Колька давно к этому привык. Здесь, в поселке, никто особо с ним не разговаривал, все сторонились. Конечно, уголовник, две отсидки…

— Слушай, Степаныч, а что, Валька свою собаку продала что ли?

— Отдала… уезжает… угу…

— Куда? Адом?

— Продала… в Казахстан… угу…

— А что там, в Казахстане-то?

— Дочь… угу…

Степаныч побрел дальше.

План у Кольки созрел мгновенно. Теперь надо только братуху найти…

На душе у Валентины было тревожно. Все свои семьдесят три года она прожила в родном поселке, а вот теперь надо уезжать неведомо куда. Нет, она, конечно, знала — куда едет. Год назад в гостях у дочери с внучкой побывала, с правнучкой понянчилась. Там все ей вроде рады были, старались все самое хорошее показать, в горы возили… красиво там, Валентине понравилось. Но не родной поселок, где все знакомо и привычно. И деревьев у них мало…

Валентина невольно взглянула в окно. Там стояла красавица-рябина, почти сбросившая листья. Гроздья ягод горели огнем. Особенно ярко они смотрелись на фоне светлой стены соседского дома… Валентина вздохнула и продолжила собирать сумку.

Много вещей она отдала, кое-что и продать удалось. Это Ира молодец, такая расторопная. Если бы не она, Валентине одной не справиться.

«Банку трехлитровую огурцов Тане отдам. А кровать завтра Люське успеем». Ей не хотелось такую хорошую кровать оставлять новым владельцам. Уж больно скупы. Все плакались — «нет денег, нет денег». И пришлось дом продать гораздо дешевле, чем хотели. А что делать, ехать надо. И желающих не особо много было, да и те кочевряжились — то дом старый, то кладбище рядом…

Валентина подошла к шкафчику и опять проверила пакет. От того, что деньги в доме, тоже было тревожно. Они с Ириной со вчерашнего дня, как деньги привезли, дом не оставляли ни на минуту. Хорошо еще, что почти половину Илюше на квартиру отдали. И собаки нет!

Валентина опять заплакала по своему Джеку. Как он выл накануне, словно чувствовал, что они расстаются. Ведь девять лет он у Вали! И служил верой и правдой, и охранял. Как-то он теперь у Нади будет? Валентина вспомнила, как утром отводила его, как он с удивлением посмотрел на нее, когда она пристегнула его за ошейник к чужой цепи, и долго лаял, когда она уходила… вот горе-то!

Ладно, что решено, то решено. Обратной дороги нет. Да и дом этот уже не ее…

— Мам! Ты чего? Опять плачешь? — это Ира пришла из магазина. — Ну, перестань. Все будет хорошо. Давай-ка чайку попьем. Я бубликов принесла. Слушай, вот жалко, что у нас там бубликов нету…

Они сели пить чай. На дворе смеркалось. Ветер срывал листья с деревьев и бросал их в окно. Где-то наперебой лаяли собаки, и Валентине казалось, что она различает голос Джека…

— А если денег там нет?

— Да есть… дом-то продан!

— А если они в банк деньги перевели?

— Не перевели… ну да все равно, какие-то деньги у них есть…

— Так может, и не из-за чего…

— Не каркай! Посмотрим.

Колька шел злой и сам себя накручивал. Эта Валька еще к отцу его плохо относилась. Она ведь несколько лет «начальником кладбища» работала, когда на пенсию вышла. А Колькин отец могилы копал. Он всегда Вальку ругал — злая, мол, змея, вредная… да и тогда, когда он с Леней магазин обобрал, она с ментами все якшалась, на него указывала. Будто больше некому магазин обворовать! Вон, Михайловские, еще те ребята, кого хошь сделают… лишь бы Санек не подвел, а то смурной он какой-то. Хоть и называл его Колька братухой, а был он ему седьмая вода на киселе…

Ночь стояла сырая и безлунная. Шумел ветер, качая верхушки огромных елей на старом кладбище, мимо которого пробирались две щуплые фигуры.

— Жуть какая, что кладбище рядом, — Санек поежился, — как они тут живут?

— Наоборот, дурак. Никого ж кругом нету. Прасковья со своим стариком уехали, только эти из белого дома здесь. Да они спят без задних ног — три часа ночи ведь.

Под Сашкиным ботинком хрустнула ветка.

— Тихо ты! — Колька выругался.

Калитка открылась без скрипа. Братья сняли ботинки.

— Лезем через чердак. Не отставай!

В доме было холодно и тихо. В окно светил уличный фонарь, так что видно было хорошо. Дверь с нежилой половины под Колькиным нажимом заскрипела, и на кровати кто-то зашевелился! Разбойники замерли. Потом раздался мерный храп. Валентина храпела громко, как мужик…

Так, где могут быть деньги? Хоть Санек и утверждал, что в шкафчике, но Колька был уверен — с собой держат, на кровати. Он на цыпочках подошел к спящей Вальке и осторожно пошарил у нее под подушкой. Нет ничего… заглянул под кровать. Ничего. Под матрасом?