Хью Пентикост - На грани безумия

— И всех остальных тоже?

— Если не будет иного выхода.

Доктор помолчал. А спустя некоторое время медленно произнес:

— Ваша жена, Марк. Она очень красивая женщина. Вы ее любите?

— Да… да, конечно, люблю! — откликнулся тот. — И все равно…

— Что?

— Разве она не самый близкий для меня человек? Разве она не знает обо мне больше, чем все остальные? Разве ей не известна моя жизнь до самых мельчайших подробностей?

— Где-нибудь есть сведения о совершенном вами преступлении, которые она могла обнаружить? — поинтересовался доктор.

— Нет!

— Тогда…

Марк повысил голос:

— Она могла это видеть! Может, я разговаривал во сне! Откуда мне знать?

— Разве вы не были с ней счастливы?

— Я так думал. Несмотря на…

— Несмотря на что, Марк?

— Несмотря на то, что, когда мы поженились, она меня не любила. Я надеялся, что Кей полюбит меня, но… возможно, в этом шантаже выразилась ее месть.

— Почему же она вышла за вас замуж, если не любила вас?

— Спросите у нее. Спросите у нее! — Дуглас тяжело вздохнул. — Только это ничего вам не даст.

— Чтобы вам помочь, мне нужны хоть какие-то факты, — заявил Смит.

— Вы можете помочь мне только одним, доктор, — ответил Марк. — Убедите их, что я серьезно намерен со всем покончить. Напомните им, что осталось четыре дня, прежде чем кто-то сможет нас здесь потревожить. И если за это время шантажист сам мне не откроется, я сделаю все так, как и обещал.

— Хорошо, скажу, — машинально согласился доктор. Его трубка погасла, и он стал снова ее раскуривать. Пламя спички на мгновение ясно высветило его спокойное, невозмутимое лицо. — Существуют простые вещи, которые вы можете проверить, Марк. Например, выяснить, на какой бумаге были напечатаны письма шантажиста, сверить шрифт со шрифтами пишущих машинок, которые имеются у вас в офисе, дома и у друзей. Ведь эти восемь человек имеют доступ к весьма ограниченному количеству пишущих машинок. Вам не придется проверять их тысячами.

— Да все это я давно проделал! — с усталой досадой сообщил Марк. — Бумага — обыкновенная писчая для машинок, которую можно купить в любом магазине канцтоваров по всей стране, конверты также можно приобрести в любом почтовом отделении. Я проверил машинки в моем офисе, портативную машинку Кей, машинку Джеффа в «Ривертон таймс» и с дюжину других… Доктор! — страстно воскликнул он. — Неужели вы думаете, что я не пытался все выяснить? Неужели полагаете, что я не сделал все, что только мог придумать, прежде чем решился на такой крайний шаг?!

— Да, конечно, — согласился Смит. — Мистер Дуглас, поймите, подлец, который коверкает жизнь другого человека только ради удовлетворения собственного злорадства, должен быть невероятно извращенным и коварным по природе. Вы выросли с теми людьми, которых подозреваете, знали их всю свою жизнь. Мне представляется, что за столь большой срок такой извращенный и изощренный склад ума должен был проявиться не один раз. Есть ли среди них тот, кого вы подозреваете больше остальных?

Марк молчал. Его сигарета зашипела, когда он швырнул ее в озеро.

— Ну же, Марк!

— Я много раздумывал, взвешивая все факты и пытаясь вычислить шантажиста, — наконец медленно проговорил тот. — Возьмем, например, Ники. По натуре он немного садист, любит поиздеваться над людьми, постоянно разыгрывает грубые шутки, злится на весь мир. На него первого можно было бы подумать. Но есть один момент, который показывает, что Ники не может быть этим шантажистом. Видите ли, он — маклер. Банта прирожденный игрок и мошенник, картежник и лошадник. Он на всем зарабатывает деньги. За них способен продать собственную мать. Если бы Ники взялся шантажировать, неужели не стал бы требовать денег? Возможно, некоторое время получал бы чистое удовольствие, наблюдая за моими мучениями, но рано или поздно все равно захотел бы моих денег.

— И что же? — подтолкнул Дугласа Смит, когда тот замолчал.

— И вот так все остальные, — ответил Марк. — Я был ребенком богатых родителей. Когда-то мои друзья наверняка мне завидовали, может, даже ненавидели меня за это. Но с другой стороны, я им всем помогал. Я принял Джорджа в компаньоны; пристроил в дело Пола; помогал Ники, одалживая ему деньги, когда все остальные отказывали ему. Когда Пег нуждалась в работе, я предоставил ей место моего секретаря. Джефф был моим соседом по комнате в колледже, и это по моей протекции ему дали работу в «Таймс». Я всегда был с ними честным и справедливым, доктор. Ведь они были моими друзьями, понимаете? Никогда не просил расплачиваться со мной, никогда их не критиковал, не лез со своими советами, если меня не просили. Они были с детства моими друзьями. Я принимал их такими, какие они есть. — У него снова задрожал голос. — Подумать только, что один из них до такой степени меня ненавидит!

— Вы ничего не сказали о трех женщинах, — помолчав, напомнил доктор.

Вспыхнула спичка, и из темноты выступило напряженное лицо Марка с плотно сжатыми губами. Затем кончик сигареты ярко заалел, когда он затянулся.

— Я устал от этих разговоров, доктор. Если бы у меня были четкие основания для подозрений, разве я пошел бы на такое? Но я уже не могу этого выносить. Дело подошло к концу, чего бы мне это ни стоило.

— Марк, когда человек совершает преступление, он всегда вынужден за это расплачиваться, тем или иным способом. Я не читаю вам мораль. Просто так устроена жизнь. Нет ни одного вида преступления, начиная с убийства, которое в то же время не означало бы кражи — кражи жизни, кражи любви, репутации, душевного спокойствия, безопасности, денег или других жизненно важных вещей. А за кражу человек всегда платит, мистер Дуглас, таким же образом или равноценным ему. Если вы обнаружите вашего шантажиста и сумеете заставить его замолчать, вы все равно не обретете душевного спокойствия, потому что вам придется заплатить за совершенное вами преступление, каким бы оно ни было.

— Вы не знаете, о чем говорите, — буркнул Дуглас.

— Я не знаю, в чем заключалось ваше преступление, Марк.

— Это именно то, что я имею в виду. — Доски настила скрипнули, когда Дуглас поднялся на ноги. — Через четыре дня здесь появятся десять трупов, если я не сумею избавиться от моего врага! Мне жаль, что одним из них окажетесь вы. Сегодня вам страшно не повезло.

Доктор выбил табак из трубки в ладонь.

— Я никогда не считал, Марк, что везение очень много значит в вопросе выживания, — проговорил он. — И сейчас так не считаю. Спокойной ночи!

Поднявшись на веранду, доктор Смит вошел в дом. Гостиная опустела, в ней оставалась только Ферн Стэндиш, которая по-прежнему спала в кресле у камина.

Доктор Смит подошел к камину и встал спиной к тлеющим уголькам, от которых поднималось приятное тепло. Здесь, в лесу, даже в июле после захода солнца пробирала холодная дрожь. Возможно, подумал он, этот холод не только атмосферного происхождения. Отчаянная решимость Марка убедила доктора, что его угрозы не пустые. Дуглас всерьез намерен совершить все, о чем говорит, и в его состоянии он способен на это, если только… Да, если только не будет обнаружен его шантажист, который пообещает хранить молчание о том, что ему известно, или если только в оставшиеся четыре дня доктор не сможет справиться с Марком. Ему пришло на ум сравнение этой задачи с работой подрывных групп во время войны. Он видел их в Лондоне, когда они пытались обезвредить неразорвавшиеся снаряды; наблюдал, как они осторожно выворачивали крышки с тончайшей резьбой, как, затаив дыхание, извлекали часовой механизм. Их дело могло иметь только два результата. Или бомба становилась безопасной, или внезапно взрывалась, уничтожая все вокруг себя. Марк был бомбой, а сам доктор — подрывником, и на карте стояла жизнь десяти человек. От одной этой мысли кровь стыла в жилах.