Хью Пентикост - Где снег был красным

Но где Роджер? Есть ли кто-нибудь в Бруксайде, кто стал бы его прятать? Это казалось маловероятным. Лиз была его единственным настоящим другом, и она не прятала Линдсея. И зачем ему скрываться? Если уж на то пошло, не имелось достаточно улик, чтобы выписать ордер на его арест. А если бы он был виновен и ждал, что рано или поздно Маклин найдет улики против него, то чего Роджер добьется, куда-то спрятавшись? Никакие резоны для этого на ум Руфу не приходили. Да Роджер и не смог бы прятаться долго, если бы ему кто-нибудь не помог. Человеку нужно питаться. Достать пищу Роджер мог бы, лишь показываясь на глаза или воруя еду с чьей-нибудь кухни. В Бруксайде двери редко запирали, но кражу продуктов тут же обнаружили бы. Вся картина казалась абсурдной, если нарисовать ее вокруг Роджера.

Но другая сторона медали была Руфу не по душе. Если Роджер не прятался и не сбежал из поселка, значит, с ним что-то случилось. Он вышел из своего дома на главную улицу в полдень и исчез. Он не смог бы пройти и двухсот ярдов без того, чтобы его не заметили, и его не заметили! Не могла же парня поглотить земля. Его не могли увезти силой без чрезвычайного для похитителя риска. Некто мог приставить к нему пистолет, заставить сесть в машину и увезти. Но куда? Не за пределы поселка: на дороге были блокпосты.

Один из добровольцев Руфа подошел к нему:

— Нет смысла искать тут дальше. Без толку. Наверное, он прошел через болото. Нам надо бы присоединиться к Маклину с Илайхью и узнать, что они нашли.

Гилсон посмотрел на циферблат. Они провели здесь свыше часа. Было уже больше трех, и солнце исчезло за свинцового цвета тучами. Похоже, что снова пойдет снег.

— Пошли, — сказал Руф.

Они направились назад к поселку, потом к церкви и заболоченным землям за ней. Едва свернув с улицы, они увидели, что навстречу им движется партия Маклина. Когда группы поисковиков приблизились друг к другу, на лице Майлза Гилсон прочел выражение безнадежности.

— Там даже воробьиного следа нет, — сказал прокурор.

— На поле для гольфа в той стороне тоже ничего, — пожал плечами Руф.

Маклин потопал ногами по снегу.

— И что, черт возьми, ты по этому поводу думаешь? Он же должен где-то быть!

Илайхью, по-прежнему держа свое ружье наперевес, украсил снег табачным плевком.

— Пешком Линдсей отсюда не уходил, на машине не уезжал, — сказал он. — Остается не так много вариантов.

— Не остается никаких! — мрачно произнес Майлз.

— Здесь не обошлось без сапогов-скороходов, — озадаченно покачал головой Илайхью, — или невидимого вертолета.

— Слушай, Маклин, — сказал Руф, — я знаю, ты уверен, что Линдсей — тот, кто тебе нужен. Но тогда выходит, что кто-то нам солгал. Возможно, он проезжал через блокпост, а полицейский не захотел признаться, что облажался.

— А с чего полицейскому запираться? — возразил Майлз. — Тревогу никто не поднимал, приказа задержать такого-то на дороге в Амори или еще куда не поступало.

— Значит, кто-то в поселке нам лжет, Маклин, потому что если он не ушел, то его прячут.

— Кто стал бы ему помогать?

— Почему ты думаешь, что кто-то ему помогает?

— Но ты только что сказал…

— Я сказал, что его прячут. Маклин, я подозреваю, что доктор Смит был прав. Подозреваю, что мы поторопились. Я подозреваю, что это убийца прячет Роджера.

— На хрен твои подозрения, — отмахнулся Майлз. Он стоял, потирая подбородок и стуча ногами, чтобы согреть их. — Что будем делать?

— Только то, что можем, — подытожил Илайхью. — Обыскивать в поселке каждую халупу.

Доктор Смит медленно шагал прочь от дома Вейлов. Он нашел один из отсутствующих фрагментов в мозаике: определил, что происходило с Дэном Саттером в течение одного часа прошлой ночью. Но того, на что доктор надеялся больше всего, достичь не удалось. Он пришел к тому же самому заключению, к которому теперь склонялись Руф и Маклин: Роджер Линдсей находился в смертельной опасности. Если бы он находился с Руфом и Маклином, то одобрил бы идею обыска всех домов, не особо надеясь, однако, что это поможет Роджеру. Необходимо было найти ответ гораздо быстрее.

Имелся только один способ получить его. Роджер, как был убежден Смит, хранил ответ в своей голове. Он знал, кто вышел прошлой ночью на заснеженный двор вместе с Терренсом. Либо Роджер это помнил, либо убийца испугался, что он вспомнит, и решил такую возможность предотвратить. Доктор Смит надеялся, что Сьюзен Вейл тоже могла что-то увидеть и вспомнить. Он с неохотой поверил, что та говорила правду, утверждая, что не помнит. В тот момент доктор считал Сьюзен и Роджер единственными людьми, кто стал бы обращать особенно пристальное внимание на передвижения Терренса. Теперь ему пришло в голову, что мог быть кто-то еще; кто-то, кому захотелось бы поговорить с Терренсом наедине.

Он поднял воротник пальто и поглубже засунул руки в карманы. После того как солнце скрылось за набрякшими снегом облаками, вдруг стало гораздо холоднее. Доктор шел, с вожделением думая о своей теплой комнате в доме Саттеров и о чашке чая, которую, он был уверен, приготовит для него Эмили. Смит прошагал около мили, когда почтовый ящик у обочины дороги дал ему понять, что он — у места назначения. По дорожке доктор прошел к дому и постучал. Открыла ему Лиз Холбрук.

— Доктор Смит! Входите! Есть какие-нибудь новости?

— Я ничего не слышал. — Джон Смит снял пальто и галоши в передней. В гостиной среди царящего там беспорядка ярко горел огонь в камине.

— Кажется, вы замерзли, доктор. Садитесь вот в это большое кресло, и не волнуйтесь, если оно немного запротестует. Там сломанная пружина, которую отец все время обещает починить, да так и не чинит. О Роджере кто-нибудь что-то слышал?

— Нет, насколько мне известно. Лиз, ваш отец дома?

— Он в студии.

— Освещение для занятий живописью сейчас неважное. Как думаете, вам удастся уговорить его закончить работу на сегодня?

— Я попробую. Не думаю, что работа у него идет хорошо. Он тут весь день бушевал.

Сев в кресло, доктор наклонился вперед и поднес руки к огню. Он услышал, как дверь открылась и закрылась, услышал низкий рокот голоса Алонсо, и наконец дверь снова открылась, и в гостиную, тяжело ступая впереди дочери, вошел Холбрук. В его белых крепких зубах была зажата трубка, рукава клетчатой шерстяной рубахи были закатаны, он вытирал руки тряпкой с пятнами краски.

— Доктор, — сказал он без предисловий, — я обязан перед вами извиниться. — Алонсо протянул ладонь и мощно пожал руку Смита. — Я был горазд насмехаться над вашими психологическими штуками, но, кажется, вы сумели кое-чего добиться за пять минут, тогда как я старался сделать то же самое шесть месяцев — вправить Лиз мозги! Все, что я имею, — теперь ваше, включая бутылку восемнадцатилетнего бурбона. Выпьете со мной?