Людмила Мартова - Вишня во льду

– Я проверю, – пообещал Дорошин. – И что, продали вы квартиру?

– Да. Продал. Буквально накануне Нового года мы подписали договор на приобретение новой. Ее сдадут в марте, и до этого времени мне нужно, чтобы мама ничего не узнала. Я ей скажу, но потом, когда мне будет куда переехать.

– Ясно. – Дорошин понимал, что парень, скорее всего, говорит правду. – Вы, как я погляжу, послушный сын. А главное, прямой и честный.

– Я просто не хочу ее расстраивать. – Вид у Калюжного стал совсем понурый. – Она была против оформлять дедову квартиру на меня. Говорила, что мне нельзя давать самостоятельность, потому что я могу что-нибудь учудить. Я не хотел обманывать, но у меня выхода не было. Я люблю Свету и хочу, наконец, жениться. Я же не виноват, что маме все мои невесты не нравятся! Сначала нужно было защитить диссертацию, теперь встать на ноги. А я больше не хочу ждать. Но я ничего не крал из галереи. И Грамазина я не убивал. И Ильдара тоже.

– И кто это сделал, вы по-прежнему не подозреваете?

– Я не знаю. Правда не знаю. Вы сказали, что кто-то рассказал вам про мой разговор с риелтором по телефону. Так вот я тоже слышал один разговор. Это был разговор Грамазина с кем-то, я не знаю с кем.

– Он говорил по телефону?

– Нет, это был кто-то из сотрудников галереи. Грамазин был рассержен, я слышал это по его тону. Борис Петрович казался очень спокойным человеком, никогда не повышал голоса, но если он бывал чем-то недоволен, то у него менялся тембр речи, в нем появлялся металл. В тот раз он разговаривал именно с этим металлом в голосе.

– И что именно вы услышали?

– Ничего особенного. Он сказал что-то типа «не смешите меня, я этого на работе не держу». Второй голос что-то бубнил, но я не разобрал, кто это. Подслушивать мне было неудобно, поэтому я просто прошел мимо двери в кабинет. Но чем больше я про это думаю, тем больше мне кажется, что именно тогдашний собеседник и убил Бориса Петровича. Он пытался что-то у него забрать, а Грамазин сказал, что «это» у него не на работе. И тогда этот человек пришел к нему домой.

– Но вы не знаете, кто это?

– Нет, не имею представления.

Фотограф Ян Двиницкий, вернувшийся из рождественской поездки в Европу, встретиться с Дорошиным согласился легко и на вопросы отвечал охотно, без малейшего внутреннего зажима. Тот факт, что он ездил в старинный город на Волге фотографировать хранящиеся там этюды Куинджи, не отрицал, а свой интерес к ним объяснил просто – одно из крупных издательств, специализирующихся на искусстве, выпускало альбом, посвященный художнику, для чего и заказало серию качественных фотографий работ, хранящихся в регионах страны. Взявшийся за подряд Двиницкий за полгода объехал разные уголки России, работу свою выполнил, фотографии отдал заказчику, за что получил щедрое вознаграждение. Заказ поступил ему два года назад, начал он с отдаленных уголков и в город «под боком» у Москвы приехал в один из последних.

Он подробно расписал Дорошину маршрут своих передвижений и посещенные музеи. Виктор отправил список на проверку и выяснил, что работы Куинджи больше нигде не пропали. В списке, отданном Двиницким, присутствовали тридцать пять региональных музеев, и только в трех из них за прошедшие два года вообще были зафиксированы какие-либо кражи. Как правило, это были дорогостоящие полотна, оцененные в сумму от одного до трех миллионов долларов. Во всех трех случаях похищенное так и не нашли. Но к Куинджи это отношения не имело.

– Вы знаете Михаила Николаевича Колесова? – спросил Дорошин у Двиницкого во время второй их встречи.

Тот пожал плечами:

– Да, знаю, это коллекционер. Не очень упертый, коллекцию собирает выборочно. Но живописью действительно интересуется, а что?

– Он сказал, что именно вы порекомендовали ему побывать в нашей областной картинной галерее.

– Вполне возможно. – Фотограф снова пожал плечами. – Я этого, признаться, не помню, но у Михаила Николаевича нет никакой причины лгать. Я действительно делился своими впечатлениями о поездках по стране, и ваша галерея произвела на меня неплохое впечатление. В ней отлично подобраны фонды, немало ценного и, несмотря на некоторый бардак в хранении, экспозиции формируются со знанием дела. Я вполне мог порекомендовать настоящим ценителям посетить это место.

– Тогда у меня еще два вопроса. Были ли в вашем списке музеи, которые вы рекомендовали наравне с нашей галереей?

– Были. Мне понравилось далеко не везде, но хорошее впечатление я не скрывал. Для того чтобы поднять глубинку, важно пробуждать в людях интерес к хранящимся там ценностям.

– А вы можете отметить в списке те музеи, в которых вы рекомендовали побывать?

– Да, пожалуйста. – Двиницкий совершенно спокойно взял протянутый Дорошиным список и поставил в нем несколько галочек.

Галочек было восемь, и среди них, помимо родного Дорошину города, значились еще три, в музеях которых тоже произошли кражи. Это было интересно.

– Тогда второй вопрос. – Дорошин сложил бумагу и спрятал ее в карман. – Вы можете припомнить людей, с которыми вы делились своими впечатлениями?

– Всех наверняка не смогу, поскольку у меня довольно большой круг общения, и мнения своего я не скрывал. Делился со всеми, кто об этом спрашивал. К примеру, разговора с Колесовым я не помню, а значит, и еще с десяток подобных разговоров мог забыть.

– И все же. Напрягитесь, полтора года не такой большой срок, чтобы память отформатировалась начисто.

– Ну, в издательстве рассказывал, конечно. – Голос фотографа звучал неуверенно. – Я же к ним после каждой поездки приходил, привозил фотографии, обсуждал, как их лучше обработать.

– В издательстве вы же не ходили по коридорам направо и налево. Вы же наверняка встречались только с теми, кто непосредственно курировал посвященный Куинджи проект. Кто были эти люди?

Двиницкий немного подумал и написал на очередном листе бумаги три фамилии.

– Отлично. Идем дальше. С Григорием Орловым вы разговаривали про провинциальные музеи?

– С Гришей? Нет. Я его довольно давно не видел. Помню, что мы как-то обсуждали бедность фондов провинциальных художественных галерей с известным меценатом Павлом Голубцовым. Я с ним спорил, что так не везде, и приводил в пример то, что видел собственными глазами. – Он уверенной рукой вписал фамилию Голубцова в список.

– Так, и когда это было?

– Да где-то примерно с год назад. Может, чуть больше. Точно не помню. Еще с директором частного арт-музея мы об этом точно разговаривали. Ее зовут Инна Кормухина. С девушкой моей. Она всегда интересовалась впечатлениями от моих поездок. С мамой. Она у меня искусствовед, поэтому ей это все живо интересно. Да, вы знаете, и все, пожалуй.