Николас Фрилинг - Опасные красавицы. На что способны блондинки

— Такая жалость, — бормотал он. — Я выронил их не куда-нибудь, а на трамвайные рельсы, прямо на Конингсплейн; мне бы никогда в голову не пришло, что такое возможно, а вам?

— Весьма досадное происшествие, — серьезно согласился Сент. — Здесь, конечно, мы уже ничего не сможем сделать. Боюсь, новые часы — это единственное решение вашей проблемы.

— Боюсь, что так, боюсь, что так, — воскликнул Ван дер Вальк. — Что-нибудь совсем простенькое, э… классическое.

Ему было весело. Он разглядывал витрину с рубашками, когда увидел этого идиота-парня, потрусившего на улицу со своим ведром мыть витрину. Он стоял, ухмыляясь, в дюжине ярдов, на тротуаре, спрашивая себя, какая последует реакция, и пришел в восторг, когда парень, пялясь по сторонам, вдруг заметил его, уставился с разинутым ртом, в оцепенении, и пустился наутек.

Сент плавно подошел с дорогими вещами в строгом, хорошем вкусе на устланном бархатом подносе, пододвинул еще один стульчик в стиле ампир и уселся — специалист у кровати пациента. Ван дер Вальк поставил свой локоть на маленький круглый стол и приготовился к тому, что у него будут брать анализ крови. Интересное лицо застыло в футе от его собственного. Тут и характер, и решительность. Очень лощеный. «Плохой человек»? Он понятия не имел. Ван дер Вальк много лет прослужил полицейским, но повстречал мало плохих людей. Множество глупых людей и огромное количество бестолковых. Этот не принадлежал ни к тем, ни к другим. Совершенно определенно, человек, которым можно заинтересоваться.

— Кварцевый кристаллический вибратор… — говорил Сент.

— Нет, никаких камертонов. Они без конца звенят, — расплывчато пояснил Ван дер Вальк.

— Тогда классический ход механизма. Скажем, вот этот «Жагер ле Культре»…

Парень по-прежнему ошивался неподалеку, делая вид, что чем-то занят в задней части магазина. Более того, Сент это заметил. Он бросил взгляд на дверь, и тонкие шелковистые брови чуточку сдвинулись: мимолетный взгляд искоса, без поворота головы, трепетание красиво очерченных ноздрей — нет, он ничего не скажет в присутствии покупателя.

— «Перрего»… они изготавливаются в очень небольшом количестве, всего лишь сотня или около того в год. Это все действительно эксклюзивные модели.

— Они, пожалуй, не совсем мне по карману, — с громким застенчивым смехом сказал следователь, а вот эти, пожалуй, нравятся. — Это был «Патек Филипп», не слишком отличавшиеся от тех, что носил парень. Последует ли какая-нибудь реакция на это чрезвычайно легкое прикосновение или нужно нажать чуть посильнее? — Я хочу сказать, они очень своеобразные. Не из тех вещей, которые видишь каждый день.

— Именно так. — Нет, никакого трепета. Мог ли он на самом деле не знать про те часы? Босбум высмеял бы это, как вздор.

— Может быть, мне посмотреть для вас цены?

— Боюсь, от них станет не по себе.

— Да, они, знаете ли, колеблются в районе тысячи. Само собой, это чистое золото — настоящее вложение капитала.

— Не позолоченные?

— Мы не продаем позолоченных вещей, — ответил Сент с восхищавшим своей непосредственностью высокомерием.

— О боже. У меня совсем голова кругом пошла. Мне очень по душе вот эти. — Ван дер Вальк долго глазел по сторонам с рассеянным видом человека, задающегося вопросом, может ли он себе это позволить: и хочется и колется.

— Еще бы. Вы наверняка захотите это обдумать. — Мистер Сент, очевидно, привык к людям, которые уходили, чтобы «это обдумать», и больше не появлялись… Парень до сих пор не казал носу: не исключено, что заперся в туалете. Сейчас он не выйдет, в этом не приходилось сомневаться.

— Увы, едва ли я потяну…

— Но, милостивый государь, вы вовсе не обязаны.

— Но я доставил вам столько хлопот, — сказал Ван дер Вальк совершенно искренне.

Сент заулыбался:

— Да какие там хлопоты.

Эта улыбка о многом ему поведала. Улыбался человек, у которого презрение вошло в привычку и который часто в нем практикуется. Человек, который умен, но его ум никогда не будет многого стоить из-за тщеславия. Когда тщеславие настолько велико, решил Ван дер Вальк, человек стерпит то, что за ним наблюдают.

— Я вот думаю, может быть, «Омега», или, скажем, «Лонжине»…

— Боюсь, у нас их нет. Но, конечно, у вас не возникнет никаких трудностей — видите ли, мы на самом деле ювелиры, а не часовых дел мастера в строгом смысле этого слова — разве что речь идет о декоративных вещах.

— Мне кажется, что-нибудь чуточку более практичное…

— Да, я прекрасно понимаю. Доброго вам утра, сэр, спасибо, что посетили нас.

Ван дер Вальк вышел из магазина.

Сент какой-то момент постоял в раздумье.

— Дики… Уж не ищешь ли ты до сих пор ту замшу, а?

— Простите, э… мне нужно было сходить в туалет.

— Так срочно, — сухо заметил Сент.

— Луи, помнишь, ты рассказывал мне, что на днях к тебе наведывался какой-то заносчивый полицейский лох, — можешь мне описать, как он выглядел?

— Как выглядел? Не знаю. Какого-то неопределенного возраста. Довольно крупный. Очки, волосы такие… не то чтобы светлые и не то чтобы седые. Черт, я не приглядывался, я ведь его не покупал.

— Трость у него была?

— Теперь я припоминаю, что, кажется, была.

— Ходит немного странно, эдакой неуклюжей походкой?

— Я не видел, как он ходит, не заметил.

— Много говорит, гладко, убедительно?

— Господи, да. Он побывал у вас, да?

— Сдается мне, что так.

— Не по поводу той французской картины, я надеюсь.

— Нет. Более того, я спрашиваю себя, интересует ли его вообще искусство.

— А что же тогда?

— Пудрил мне мозги смехотворной байкой про часы. Не бери в голову, Луи. А если ты снова на него наткнешься, будь любезен, дай мне знать.

— Что касается картин, — усердно выводил Ван дер Вальк, раскладывая все по полочкам, — то тут существует множество возможностей. Имеются крупные суммы — а что он делает с крупными суммами? Нет никаких доказательств или хоть чего-то, указывающего на крупную незаконную сделку. Но это не имеет значения. Факт заключается в том, что вещами и людьми манипулируют. Зачем? С Луи все ясно — он нуждается в его технической экспертизе. Но парень — зачем ему мог понадобиться парень? Отнюдь не как любовник. Это заметил бы Босбум, а он весьма проницателен, он бы знал. Но — «Плохой человек»… Это ни о чем не говорит, кроме того, что посредством трюка с часами — а какой-то трюк имел место — он надел узду на парня. А Босбум сказал по сути дела открытым текстом, что Сент имеет власть над Луи. А людей, которым нравится получать власть над другими, никогда не следует упускать из виду.

Ну а что он мог сделать? Ван дер Вальк пожал плечами, отчасти по поводу глупости всего этого — игры в частного детектива. Он все еще работающий полицейский; почему бы, в конце концов, не составить официальный рапорт, не предоставить заниматься этим криминалистическому бюро в Амстердаме — людям, которых он знает, — и не попросить их заняться этим на некоторое время, предпочтительно отрабатывая гипотезу мошенничества, связанного с налогами на произведения искусства? Нет, не станет он делать ничего подобного, потому что это никуда не приведет. Не было подано никакой жалобы, не существовало никаких улик, никаких оснований для любых обысков или досмотров — полиция просто не предприняла бы никаких действий, и Амстердам не преминул бы указать ему на это. Что они вообще смогли бы сделать, кроме как предупредить Сента, что интересуются им; а потом он упрячет в воду те концы, что еще не упрятал, и тихонько заляжет в норку. В любом случае, это бы сорвало его эксперимент с частным сыском.