Мэри Кубика - Моя малышка

Интересно, когда Уиллоу подбросила записку в портфель? Вечером, как только мы легли спать? Ночью, потому что не могла заснуть из-за воспоминаний о людях, которые плохо с ней обращались? А может, рано утром? Услышала мой будильник, проснулась и, пока я принимал душ, подкралась к стоявшему возле двери портфелю. Трудно сказать.

С тех пор, как я обнаружил ее записку, прошел день. На сегодня встречи закончены. Том, Генри и Кэссиди ждут меня в баре отеля через двадцать минут. Думаю, сказать ли Хайди про записку. Хотя зачем? Узнав, что девчонку и правда обижали, – во всяком случае, если верить ее словам, – Хайди, чего доброго, настоит, чтобы мы оставили ее насовсем. Как котят. «Они будут жить у нас» – и весь разговор.

Вдруг раздается стук в дверь. Хайди реагирует молниеносно.

– Кто там у тебя? – резко спрашивает она.

Вру:

– Заказал ужин в номер.

Не говорить же, что перед намеченными посиделками в баре Кэссиди обещала зайти и прочесть мой меморандум о предложении, чтобы проверить, нет ли ошибок. Встаю с кровати и направляюсь к двери. По пути рассказываю Хайди, как весь вечер просидел над меморандумом, который, между прочим, собирался закончить еще в выходные. Пойти поужинать не успел, вот и заказал сэндвич с индейкой и чизкейк. Закончу работу, посмотрю матч, поем и лягу спать.

Открываю дверь. Я не ошибся – на пороге стоит Кэссиди. Губы накрашены такой яркой красной помадой, что не могу смотреть ни на что другое. Многозначительно подношу палец к губам, а потом громко – так, чтобы Хайди слышала, – спрашиваю:

– Принесли кетчуп, как я просил?

Кэссиди подавляет смешок. Испытывая немалые угрызения совести, благодарю «официанта» и захлопываю дверь. Когда Хайди говорит, что не будет больше меня задерживать, а то сэндвич остынет, испытываю облегчение.

– Люблю тебя, – произношу в трубку.

– Я тоже, – как обычно, отвечает Хайди.

Бросаю телефон на кровать. Наблюдаю, с каким уверенным видом Кэссиди расхаживает по моему номеру. Будто по своему собственному. Другая на ее месте застеснялась бы, застыла бы в дверях, ожидая, когда ее пригласят войти. Но только не Кэссиди.

Замечаю, что она переоделась. Только Кэссиди придет в голову переодеться из одной приличной одежды в другую ради того, чтобы выпить в баре. Строгий черный костюм Кэссиди сменила на платье в греческом стиле – приталенное, без рукавов. Цвет красно-коричневый. Кэссиди усаживается в низкое желтое кресло, закидывает одну длинную ногу на другую, задает вопросы сначала про меморандум, потом про Хайди.

– Как у нее дела?.. Нормально, – отвечаю я, разворачивая окно с меморандумом во весь экран и протягивая ноутбук Кэссиди. При этом стараюсь, чтобы наши руки не соприкасались. – Хорошо.

Усилием воли заставляю себя смотреть ей в глаза, и только в глаза, а не на ноги, губы или декольте красно-коричневого платья. Грудь у Кэссиди прямо-таки идеального размера – не слишком большая, не слишком маленькая. И фигура в целом стройная и гармоничная. Пропорции соблюдены безупречно. Извинившись, сбегаю в ванную и стою там, рассматривая расставленные возле черной раковины средства гигиены – шампунь, кондиционер, лосьон, мыло. Открываю упаковку с мылом и умываюсь холодной водой, надеясь хоть так отогнать мысли о груди Кэссиди Надсен. И о стройных ногах. И о губах. Алых губах цвета кайенского перца.

Кэссиди окликает меня из комнаты. Вытирая лицо полотенцем, выхожу из ванной и сажусь рядом с ней, во второе низкое желтое кресло. Придвигаюсь к круглому столику. Вместе изучаем текст меморандума. Стараюсь сосредоточиться на долях, акциях и ценах, а не на накрашенном пальчике, порхающем по строчкам, и на красно-коричневом подоле, почти касающемся моей ноги.

Разобравшись в меморандуме, направляемся вниз. В лифте едем вплотную друг к другу. Кэссиди наклоняется ко мне и передразнивает мужчину с накладкой из искусственных волос, который стоит к нам спиной. Сама посмеявшись над собственной пародией, Кэссиди будто без всякой задней мысли дотрагивается до моей руки. Интересно, что думают люди, глядя на нас? Я с обручальным кольцом, она – без. На кого мы больше похожи – на коллег, приехавших в Нью-Йорк в командировку, или на мужа-ловеласа и его любовницу?

В баре отеля сразу усаживаюсь на металлический стул с краю, так что Кэссиди приходится расположиться на низком диване с Томом и Генри. Посидели, выпили. Пожалуй, даже перепили. Болтаем, обмениваемся офисными сплетнями, с удовольствием посмеиваемся над другими сотрудниками и клиентами. Потом принимаемся отпускать шуточки насчет жен. Не обошли и Хайди.

Кэссиди отпивает маленькой глоточек коктейля «Манхэттен». На бокале остаются следы рубиново-алой помады. Потом произносит:

– Вот поэтому, джентльмены, я замуж выходить не собираюсь.

Гадаю, что она имела в виду. Кэссиди не хочет становиться мишенью для сомнительных острот или сама отказывается высмеивать того, с кем поклялась быть вместе в горе и в радости, в здравии и в болезни, пока смерть не разлучит их? А может, в браке Кэссиди не устраивает именно требование соблюдать супружескую верность?

Позже, в туалете, пьяный вдрызг Генри сует мне в руку презерватив.

– Вдруг пригодится? – со знающим видом хохотнул он. Да, Генри Томлин в своем репертуаре.

– Спасибо, конечно, но мы с Хайди давно уже презервативами не пользуемся, – отвечаю я, и все равно запихиваю упаковку в карман брюк. Не хочется оставлять ее лежать возле раковины.

Генри наклоняется ко мне, обдав перегаром от старого доброго виски – теннессийского, «Джек Дэниелс». Видно, решил вспомнить проведенную в южных штатах молодость.

– А я не про Хайди, – шепчет он, подмигивая.

За временем совершенно не следим. Том решает угостить всю компанию за свой счет. Мы с ним заказываем по пильзнеру, Генри – опять «Джек Дэниелс», Кэссиди – коктейль «Алабама Сламмер». Перед тем как пить, снимает с края бокала фрукты – дольку апельсина и мараскиновую вишенку – и отправляет в рот. Бармен предупреждает, что заведение скоро закрывается.

Совсем забываю, что оставил телефон в номере на кровати, под складками белого покрывала.

Зои укладывается спать пораньше, жалуясь на головную боль и заложенный нос. То ли весенняя аллергия, то ли обыкновенная простуда. Трудно сказать – в это время года уже начинает летать пыльца деревьев, но сезон гриппа и простуд тоже еще не прошел. Поэтому на всякий случай даю дочке и анальгетик, и антигистамин. Под воздействием лекарств Зои бухается в кровать и мгновенно засыпает. Осторожно, чтобы не разбудить, целую ее в лоб.

По телевизору показывают какое-то реалити-шоу. Сидим с Уиллоу в гостиной. Она тихонько читает «Аню из Зеленых мезонинов», я пристроила на коленях ноутбук и делаю вид, что занята работой, но на деле сосредоточиться не могу. В голову лезут посторонние мысли. Уже три дня не была в офисе, и все это время про свои обязанности даже не вспоминаю.