Лариса Капелле - Волшебная мелодия Орфея

Санитарный брат закончил с омовением тела бродяги и с удивлением покачал своей круглой головой. Погибший явно совсем недавно начал вести подобный образ жизни. По всей видимости, раньше он не бедствовал и принадлежал если и не к высшему, то к торговому или ученому сословию. Что же такого произошло в жизни этого человека? Впрочем, на все воля Божья, жизнь человеческая была чередой подъемов и падений, и каждый приходил в этот мир нагим и нагим уходил из него, кому, как не Бернару, это было известно. Санитарный брат продолжил омовение. Однако мысли о странностях судьбы умершего не покидали любопытного инфирмариуса. Так повелось в монастыре, что Бернар был не только санитарным братом. За ним закрепилась слава человека, умеющего распутать любую запутанную историю. Ведь кто, как не он, смог вывести на чистую воду похитителей драгоценного ларца, подаренного монастырю матерью герцога Бургундского. Затем к послужному списку Бернара прибавилось расследование гибели одного из монахов монастыря, в которой обвинили разбойников, но виновным оказался торговец из соседнего городка. Инфирмариус Клюнийского братства привык не только задавать вопросы, но и находить на них ответы, какими бы трудными они ни были. Хотя на данный момент времени на размышления у Бернара не осталось. Надо было возвращаться в лазарет. На обратном пути Бернара окликнул кантор Гонориус, высокий, худой, как палка, юноша, младший сын одного из вассалов Сайвойского короля. Гонориус давным-давно смирился, что единственной жизненной дорогой, предоставленной ему судьбой, было монашество. Нужно сказать, что у этого выбора были многочисленные преимущества. Воин из Гонориуса был никакой, зато у него был великолепный голос, бархатный, хватающий за душу, и хороший музыкальный слух. Поэтому стоило молодому послушнику запеть, как он сразу снискал всеобщее уважение. И неудивительно, что уже через несколько лет после пострига он занял место брата, отвечающего за монашеские песнопения. Но последнее время Гонориуса стали беспокоить боли в горле, и кантор не раз обращался к Бернару за помощью. Главной его драгоценностью был голос, и потерять его было настоящей катастрофой для молодого человека. Вот и на этот раз он стал подробно выспрашивать санитарного брата, какие снадобья могут ему помочь. Бернар пообещал приготовить Гонориусу найденный им недавно в одном из старинных лечебников рецепт из липового меда, мальвы, аниса и гвоздичного дерева. Успокоенный Гонориус с облегчением произнес:

— Благодаря Господу я могу рассчитывать на твою помощь, а то все так не вовремя! — всплеснул он руками с несколько театральным жестом отчаяния.

— Что — болезнь? — переспросил Бернар.

— Конечно, я так волнуюсь, как бы не ударить в грязь лицом перед такими серьезными гостями!

— Какими?

— Перед Гийомом Ожье, конечно!

— Важная птица, особенно теолог, — кивнул Бернар.

— Еще какая важная! — вырвалось у Гонориуса.

— А цель их приезда тебе известна?

— Древние тонарии.

— Певческие книги?

— Вот именно, — подтвердил кантор и с воодушевлением добавил: — Поразительно, не правда ли?

— Чего же такого в этом удивительного?

— Ими давным-давно ни одна живая душа не интересовалась, и вдруг меня просят петь по ним, как в древние времена.

— Ты способен расшифровать их?

— Способен, брат мой, еще как способен, — горделиво произнес юноша, — меня этому научил в свое время брат Одилон.

Бернар кивнул: брат Одилон, один из трех старцев, покорно ожидавших смерти в его лазарете, был известным всему христианскому миру знатоком древних песнопений.

— Пусть Господь поможет тебе, и не волнуйся, о боли в горле ты забудешь уже через пару дней.

Успокоенный и воодушевленный, Гонориус поспешил в часовню Св. Альбана, где обычно занимался пением. Тем более на сегодня и на последующие дни его освободили от всякой хозяйственной работы, чтобы он мог сосредоточиться на своей главной обязанности. Бернар поспешил в лавариум, ему срочно нужны были свежие повязки. До капитула оставалось не так уж много времени, а дел было невпроворот.

Капитул начался по заведенному порядку. После молитвы приор Бенедикт нудным голосом затянул чтение. На этот раз он выбрал обвинительное пророчество Исайи. Но весь его пыл не производил никакого впечатления на аббата. После брат-келарь Филомел, главный администратор и эконом монастыря, привлек внимание монахов к двум вопросам: проблеме взимания дорожной пошлины с прилегающей к монастырю дороги и необходимости покупки мельницы. Завязался спор между келарем и вездесущим приором, для которого покупка мельницы вовсе не была приоритетом. Зато он обвинил брата Филомела, что тот отказал ему в покупке редкой рукописи жития святого Бенедикта. Келарь спокойно изложил свои аргументы, говоря о том, что мельница им на данный момент важнее. А житие святого покровителя приора (на этом было сделано многозначительное ударение) они могут купить, если хорошо организуют сбор дорожной пошлины. Бернар внутренне усмехнулся, отдав должное хитрости келаря. Но аббат слушал рассеянно, пообещав спорщикам подумать и решить. После наступил черед провинившихся братьев каяться. На этот раз досталось брату Иосифу, заснувшему на утренней мессе. Но и на этот раз аббат ни на что не реагировал. Петр Достопочтенный был погружен в свои думы, и как ни витийствовал приор, призывая всяческие кары на голову Иосифа, аббат только махнул рукой, пожурил провинившегося и наказание объявил самое легкое. Было явно видно, что аббат был не в своей тарелке. Тревожные вести или проблемы внутри монастыря? Ответа на этот вопрос у Бернара не было. На его взгляд, в монастыре все шло своим чередом. Утренняя месса сменялась трудами, за полуденными молитвами следовала трапеза. Поля дали богатый урожай, вино удалось на славу, не прерывался дружный поток паломников и дарителей. Собор рос не по дням, а по часам, превосходя красотой и размерами все существующие обители Господа на земле. А то, что происходило за стенами монастыря, волновало его гораздо меньше. Задумавшегося санитарного брата нагнал брат Иосиф. Его побитое оспой лицо светилось от облегчения, даже ногу приволакивал меньше.

— Слава Господу, сегодня аббату было не до меня! — радостно произнес он.

— Это точно, — согласился Бернар, прекрасно знавший, что заснувших на мессе монахов обычно ожидало гораздо более строгое наказание, чем три дня на хлебе и воде. Иосиф явно легко отделался.

— Тебя что-то беспокоит? — От внимательного глаза Иосифа ничего не укроешь.