Джон Макдональд - Смерть в конце тоннеля

Узкая и разбитая асфальтовая дорога ныряла по холмам. За два часа до катастрофы Дэвлин Джемисон одолел вершину последнего холма. Далеко внизу протянулись полосы федерального шоссе, предупредительно желтел восьмиугольный дорожный знак на перекрестке. Мягко покачиваясь, его голубой открытый «кадиллак» медленно съехал вниз и остановился перед знаком.

Когда магистраль опустела, он повернул направо и начал плавно набирать скорость, двигаясь в западном направлении. Вдруг под бампером что-то глухо застучало. Джемисон поморщился. Перед поездкой его машину отрегулировал надежный механик. Неужели из-за тряски на проселочной дороге произошла поломка? Стук возник на скорости в сорок миль. На пятидесяти появилась вибрация в руле. При скорости шестьдесят стук начал стихать, на шестидесяти пяти исчез совсем. Он проверил тормоза, слегка покрутил руль — все, казалось, в порядке.

Джемисон был аккуратный, опытный водитель. Его машина шла ровно, как по стрелке, на скорости шестьдесят пять миль.

Десять минут спустя впереди показался светофор. Стоило ему сбавить скорость, как снова раздался стук. За светофором выстроились сразу несколько заправочных станций — белые постройки, серо-голубой гравий, шланги, победно салютующие на своих цементных платформах. Весеннее солнце припекало, и все выглядело неестественно ярким, блестящим.

Джемисон перестроился в крайний ряд. Потом, увидев, что его нагоняет грузовик желтого цвета, поторопился свернуть к одной из заправок. Из гаража вышел служащий, вытирая ветошью грязные руки.

Джемисон вылез из машины, размял затекшие колени.

— Вы можете проверить регулировку?

— Нет, сэр. Мы этим не занимаемся.

— Что-то стучит. Наверное, подвеска.

— Здесь нигде вам не помогут. Но милях в двенадцати к западу автосервис Барни. У них есть все нужное оборудование. Поезжайте туда.

Джемисон поблагодарил, сел в машину и поехал дальше. На скорости стука не было слышно. Может, это действительно от тряски, а может, Джина врезалась в бордюр, как обычно…

Он крепко стиснул руками руль, борясь с новым приступом горя. Его отчаяние будто играло с ним в кошки-мышки. Сколько раз ему казалось, что оно отступило, но это лишь казалось, и оно ждало, притаившись поблизости и подрагивая от нетерпения кончиком хвоста. Стоило ему забыться и вновь начать думать о Джине — как он всегда о ней думал раньше — умиляясь ее странной манере водить машину, — и отчаяние было тут как тут. Наваливалось и шептало в ухо: «Джины больше нет. Она умерла».

Она умерла, и эта поездка бессмысленна, пустая затея. Джемисон с самого начала не хотел ехать. Теперь чувствовал себя человеком, которому навязали чужую роль. Но поехал, потому что так хотели друзья. Убедили, сказав, что путешествие ему необходимо, и он покорился.

Он представил себе залитый солнцем в это весеннее утро офис их компании «Сток, Джемисон и Валлент». Наверное, Джо Валлент зашел в кабинет к Стэнли Стоку и говорит сейчас: «Ну вот, Дэв уже в пути». И Стэнли в ответ назидательно замечает: «Это пойдет ему на пользу, Джозеф». И оба они с удовлетворением кивают — разумные деловые люди в своей солидной конторе, где всегда чистота и порядок и за окном светит солнце. Джемисон и не пытался спорить. Он привык, что они принимают решения, не спрашивая его совета. Они считали, что если он уедет — будет лучше для всех.

Они не скрывали этого. За неделю до отъезда у них был разговор со Стэнли Стоком. Стэнли сказал:

— Дэв, нас трое, и мы отлично сработались. Я руковожу фирмой, потому что у меня есть для этого мозги, предприимчивость, связи. Джо, с его энергией, пробивает наши проекты. А ты — ты наш творец. Ты наш Микеланджело. Мы бы справились и без тебя, но это было бы не то. Благодаря тебе мы получаем интересные заказы.

Дэвлин виновато улыбнулся и сказал:

— Я больше не могу, Стэнли. Я пас.

— Давай говорить начистоту, Дэвлин. Я понимаю, как тебе сейчас тяжело. Это не идет у тебя из головы, вредит и тебе и фирме. Мы с Джо посоветовались и решили, что тебе необходимо на время сменить обстановку. Поезжай куда-нибудь. Захвати клюшки для гольфа, ведь сейчас весна, май. А осенью возвращайся. У нас полно работы, но мы справимся. О нас не беспокойся, не звони. Все, что тебе нужно, — это уехать. Уехать из дома, где ты жил с Джиной. Когда вернешься, тебе будет уже не так тяжело.

— Конечно, время лечит, — угрюмо пробормотал Джемисон и отвернулся к окну, чтобы Стэнли не видел его слез.

Потом Стэнли спросил:

— Так ты поедешь?

— Что ж, поеду, — вздохнул он, — все равно здесь от меня мало толку.

Неделю спустя он уехал. Перед тем он уволил миссис Хартунг, экономку, сказав, что позвонит ей осенью, и нанял человека, чтобы тот присматривал за садом. Утром он в последний раз прошелся по дому, глядя на вещи, купленные Джиной и любимые ею. Ее личных вещей уже не было. На второй день после ее смерти пришла Нэнси Валлент и забрала ее одежду, косметику, украшения — без его ведома. Потом он заметил, что их нет, но промолчал. Нэнси была очень добра. Жалея его, она хотела убрать с его глаз все, напоминавшее ему о Джине. Но разве можно сделать это в доме, где жили двое любящих друг друга людей?

Кое-что Нэнси проглядела. На кухне, на доске для записок, остался листок — список покупок, написанный круглым почерком Джины, который она не успела закончить. Зеленая лента, которой она повязывала волосы, почему-то очутилась у него в ящике для носков. Но гораздо хуже был подарок — подарок ему на день рождения. Она не дожила неделю. Он нашел это в тайнике, куда она всегда прятала подарки. Сверху лежала открытка. Ему исполнялось тридцать четыре года, и Джина сочинила смешное поздравление в честь столь солидной даты. У него не хватило духу развернуть подарок. Он отнес его за гаражи, сунул вместе с газетами в железную бочку, поджег и отвернулся. Запахло паленой кожей. Наверняка это была хорошая кожа, потому что Джина любила хорошие вещи. И дорогая. Когда все было кончено, он пожалел о том, что сделал. Ведь это был ее последний подарок.

После смерти Джины Дэвлин стал сентиментальным и бесчувственным одновременно. Он совершал поступки, в которых затем раскаивался. Как будто утратил способность действовать разумно. Однажды целый вечер вспоминал их размолвки. Вспоминал, когда, где и почему им случалось повздорить. Корил себя за каждое обидное слово, сказанное им Джине во время ссор. Но тех слов было не вернуть.

Если представить, что их брак был несчастливым, то сейчас он, наверное, лицемерно разыгрывал бы безутешного вдовца, втайне торжествуя. Но они были счастливы вместе. Говоря о них, друзья произносили их имена в одно слово — Дэв-и-Джина, потому что они и были одно неделимое целое. В той радости и в том счастье, которые она давала ему, он черпал вдохновение.