Анатолий Степанов - Без гнева и пристрастия

— Значит, сегодняшнюю квитанцию ты оставишь в тайнике завтра?

— Да.

— Время определено?

— От девяти до одиннадцати вечера.

— Он в тот же день забирает квитанцию?

— Не знаю. Я должен сразу же уходить и возвращаться к тайнику могу только через четыре дня, чтобы забрать новый конверт.

— Он тебя у тайника отслеживает, как думаешь?

— Наверно. Но я его ни разу не засек. Умный, гад.

— Теперь он у тебя гад. Уже хорошо. Но не умный, а натасканный. Скорее всего, квиток он забирает, когда деньги кладет. Часто мелькать у тайника не в его правилах. А сейчас, Виталий, слушай меня внимательно. Как бы мне этого ни хотелось, сегодня тайник нам показывать не надо. Мало ли что — вдруг он под контрольным присмотром. Пойдешь туда завтра строго по вашему расписанию. Надеюсь, ты понимаешь, что шаг вправо, шаг влево…

— Все, все понимаю, Георгий Петрович! — страстно заверил Виталий. Запомнил-таки имя-отчество главного, сучонок.

Сырцов усмехнулся.

— Раз все, значит, и то, что твоя жизнь зависит от нашей удачи. И только.

Высадили Виталия из «фольксвагена» у того же забора, где неуемные пацаны продолжали свой нескончаемый футбольный матч. Виталий мялся у дверцы, ожидая от Сырцова финальных наставлений. Не для внушения, для проформы сыскарь посоветовал:

— Сутки эти живи так, как каждодневно жил все эти полтора года. Иди домой.

Втроем они наблюдали, как Виталий миновал забор, спустился к гаражам и скрылся из виду.

— А не вели его, Георгий Петрович, кто-нибудь из тех? — вдруг обеспокоился Сережа.

— Не вели, — уверенно ответил Сырцов. — А сейчас ведут. Из этих.

— Значит, порядок? — Это уже Петя.

— Порядок, да не во всем. Больше всего меня беспокоит рябухинская фора в четыре дня.

— Может, он квиток завтра заберет?

— Хотелось бы. Но вряд ли.

С утра они изучали подъезды и подходы к зданию. Днем — все входы и выходы. А вечером пошли на представление. Построенное в конце двадцатых годов прошлого века по проекту знаменитого архитектора Мельникова здание поначалу считалось рабочим клубом, потом тихонько превратилось в обычный кинотеатр и, наконец, в конце девяностых его отвоевали передовые деятели театрального искусства, основав здесь Театр азарта и риска. Азарта и риска было маловато (бодрили только азартно показывавшие свои рискованно раздетые тела молодые артистки), но спектакль без особой скуки досмотрели до конца. Да и куда им деваться было: дело есть дело. Только Эва после аплодисментов позволила себе сделать замечание:

— Почему-то артистки очень маленькие… — Подумав, добавила: — И худые.

Скрыться в катакомбах вольной архитектурной мысли не составляло труда. Эва, Альберт и кавказский друг отсиделись в заброшенной комнатке под двумя перекрещивающимися железными лестницами, в давние времена предназначенной, видимо, для дежурного пожарного. Увидев на светящемся циферблате своих наручных, что стрелки сошлись на двух, Альберт распорядился:

— Смените обувь и пошли.

В тряпичных тапочках они бесшумно поднялись на один пролет и остановились у квадратного окна.

— Окно свободно открывается наружу. До земли — три метра. Наш кавказский друг припрятал приставную лестницу.

Не его кавказский друг, а ее. Поэтому она спросила строго:

— Ты хорошо все проверил, Арсен?

— Почему так спрашиваешь, Эва? — слегка обиделся гордый горец.

Миновали еще три пролета. Дальнейший ход по лестнице преграждала мощная, из толстых металлических прутьев дверь, закрытая на массивный висячий замок. Альберт достал из кармана крупный ключ, вставил в замочную скважину; стараясь не греметь, извлек скобу из пазов и вручил ключ кавказскому другу.

— Держи. Теперь он твой. — И вновь нацепил и защелкнул замок.

— Проверь, Арсен, — приказала Эва.

Арсен пощелкал ключом, порепетировал с замком — все в порядке.

— Наш кавказский друг доводит тебя до двери, открывает ее, пропускает тебя и затем снова закрывает. Как только он услышит, что работа исполнена, быстро возвращается к двери и открывает ее. И оба в окно. Впритык к окну я вас буду ждать в джипе. Все.

— Не все, — возразила Эва. — Я не была на точке.

— Ты видела ее снизу, и этого достаточно. Не хватало еще, чтобы какой-нибудь бдительный сторож обнаружил нас сейчас.

— Арсен, хорошо запомни Альберта. Может быть, со мной что-нибудь случится…

Арсен глянул на Альберта устрашающим с поволокой взором.

— Ничего не должно случиться. Да, дорогой?

…В кабинете главного режиссера «Азарта и риска», где стены и потолок были расписаны дружескими и недружескими шаржами на многих тусовочных знаменитостей России, Алексей Юрьевич Насонов и Вячеслав Григорьевич Веремеев при полном отсутствии каких-либо болельщиков вдумчиво играли в шахматы. Если в тот памятный вечер они пользовались доской и фигурами для великанов, то сегодня они вели бой армиями суперлилипутов из коробочки карманного набора. Начальник службы безопасности сделал очередной ход и, радуясь ему, к месту заметил:

— Помнишь, какие шахматы были в том клубе? Фигура-то на доске — ого-го! И наших в зале — раз-два и обчелся. А гляди что теперь.

— Шах! — строго предупредил Алексей, и Вячеслав залился детским смехом:

— Вот ты и вляпался в ловушку, Леха! — Стремительно передвигая фигуры, он показал, как получается трехходовой мат. Достал из кармана пиджака (мелькнула наплечная сбруя с пистолетом) записную книжку, записал результат и занудно поведал: — Двести девяносто седьмая. Сто пятьдесят девять выиграл я, сто тридцать шесть — ты.

Насонов, глядя, как Вячеслав аккуратно собирает фигурки в коробочку, не сдержал свое недовольство проигрышем:

— Долго они еще там?

— Вышел бы и посмотрел.

— Не велено. Совет решил, что я должен появиться, как бог из машины.

…В зале сидели пока одиночки. Основной контингент: члены совета партии «Молодая Россия», представители региональных организаций, почетные гости, просто гости — бродил по фойе, оживленно общаясь.

Если не самый почетный, то наверняка один из самых старых гостей, Смирнов Александр Иванович, пил пиво у одной из многочисленных стоек. Подошел один из гостей, тоже налил себе пива из бутылки в пол-литровый пластиковый стакан, подождал, пока осела пена, выдул все до дна и доложил:

— На основные маршруты не прорвешься, Александр Иванович. Всюду их служба безопасности.

— Ну а что показывают неосновные?

— В общем, по всему раскладу, здание это не для операции. Не подойти как следует, а главное — уйти один шанс из ста. Но, конечно, мне бы верхотуру как следует проверить, но не пускают, сволочи!

— Походи еще, Жора, а?

— А что остается делать?

Ушел Сырцов, пришел Костя Ларцев. Вопросительно остановился рядом.