Анатолий Степанов - Без гнева и пристрастия

— Анонимных? — слегка удивился Смирнов.

Василий весело посмеялся.

— Им казалось, что анонимных. Как только я услышал голос Ивана Гордеева в реальном звучании, сразу же понял, кто со мной беседовал в деформированной акустике. Я же такого наслышался в секретных переговорах и радиоперехватах!

— Все это, конечно, замечательно, Вася. Но ведь ты участвовал в тушинском спектакле, от которого, прости, пованивает циничным пиаром.

— Я старался поломать этот спектакль, — с мрачной неохотой ответил Корнаков. — И высказал организаторам все, что думаю по этому поводу. Но вы правы — стыдновато.

— Тебе стыдиться нечего. Ты-то и поломал всю их затею веселым кульбитом. Мне Жора все в подробностях рассказал.

— Какой еще Жора? — насторожился Василий.

— Мой дружок. Скоро я тебя с ним познакомлю. И не пучь в гневе глазки, не следил он за тобой, у него другие дела на этом вашем сейшене были.

— Постараюсь поверить, — холодно сказал Василий.

— Вот и прекрасно, — как ни в чем не бывало заметил Смирнов. — Но мы слегка отвлеклись. Ты можешь сказать, какие шаги предпримет ваша партия в ближайшее время? Если это не секрет, конечно.

— Какой может быть секрет? Завтра мы официально объявим о совещании представителей всех наших региональных организаций, которое откроется через три дня здесь, в Москве.

— Больших денег такое мероприятие стоит.

— Конечно. Но знаете, что удивительно, Александр Иванович, нас финансово активно поддерживает так называемый средний класс. Обычно представители среднего и малого бизнеса весьма прижимисты, а тут…

— Гостевым билетиком угостишь?

— Нет вопросов.

Смирнов выкарабкался из-за стола, привычно оперся о трость и объявил:

— Пора мне, братцы. Спасибо за угощение, за беседу.

— Александр Иванович, может, такси вызвать? — предложил Константин.

— Какое еще такси? — обиделся Смирнов. — Я на колесах.

— Так вы же выпивши! — удивился Василий.

— Да что мы тут выпили? К тому же я — почетный милиционер с красивой красной книжечкой. Если что — простят старичка.

Втроем вышли на площадку. В ожидании лифта Смирнов обнял Константина за плечи, заглянул в глаза:

— А ты молодцом, Константин, хорошо держишься и вопросов не задаешь.

— Все-таки задам, Александр Иванович. Ничего нового о Ксении?

Подошел лифт, и Смирнов шагнул в кабину. Обернулся и дежурно успокоил:

— Сынок, уж поверь мне: все будет тип-топ.

Вдвоем вернулись к столу. Василий, глядя, как Константин наливает себе стакан водки, так оценил прошедшую встречу:

— Могучий дедок. Теперь таких не производят.

— Получил бы ты от него за «дедка». Он не дедок, он — Дед, мудрый Дед. Извини, Вася, но мне надо выпить. — И Константин без задержки опростал стакан.

Дождавшись, когда он отдышится от принятой дозы, Василий осторожно спросил:

— Костя, а кто это — Ксения?

Константин тупо смотрел в тарелку, будто не слыша вопроса. Вдруг встрепенулся, поднял голову (непроизвольно дернулась щека) и ответил бойко:

— Вроде как приемная дочь Смирновых. — Помолчав, добавил: — И самая богатая невеста России.

— Твоя?

— Что — твоя? — не понял Константин.

— Она — твоя невеста?

— Не знаю, Вася. Ее похитили.

— Похищенная! Катриона! — пушечно раздалось в полной темноте. И вспыхнул свет. Ослепшая на миг Ксения вмиг и прозрела. В дверях ее камеры стоял Денис-Георгией с подносом в руках. Не стесняясь, она высвободилась из одеяла, в казенной пижаме уселась на краю дивана и тоскливо призналась:

— Как ты мне надоел!

Он с подноса на стол расставил все традиционное — бутылки, закуски и вслух поразмышлял над им же произнесенными словами:

— Почему названия этих двух романов Стивенсона всегда произносят вместе?

Ксения, не отвечая, зевнула в кулачок.

— Тоска небось в одиночку надираться.

И опять из классики выстрелил Денис-Георгий:

— Мне скучно, бес!

— Когда-нибудь иссякнет твой источник цитат?

— Никогда. Он неисчерпаем, — гордо заявил он, разливая по рюмкам коньяк. — Ты выпьешь со мной?

— Я спать хочу.

— А я разговаривать. Десять лет общаюсь с тупыми злодеями, мрачными недоумками, скользкими марвихерами. А тут такая собеседница. Тонкая, эрудированная, образованная. Какой светильник разума!

— Но говоришь-то ты, а не твоя образованная собеседница.

— Образованная собеседница все понимает. Вот это и доставляет мне истинное удовольствие в общении с тобой.

— И с бутылкой.

— Как говорила девочка из анекдота: одно другому не мешает. Ну не хочешь коньяку, то хоть водички попей. И сядь наконец за стол. Выговориться хочется глаза в глаза.

— Глаза пока еще у меня. А у тебя уже залитые зенки, — заметила Ксения и тоже села за стол. — О чем же ты хочешь выговориться?

— О жизни своей, милая барышня.

— Начинай.

Он жалобно посмотрел на нее и умильно попросил:

— Выпей, Ксения, очень тебя прошу. Чтобы хоть какое-нибудь соответствие. Чтобы мне душевно раздеваться догола не стыдно было.

— А надо раздеваться-то?

— Надо. И не перед тобой даже, а перед самим собой. Итоги подвожу, бабки подбиваю. Когда этим занимаешься про себя, легко уходишь от острых углов. А вслух, да при умном человеке рядом обязателен ироничный, на грани мазохизма, самоанализ.

Ксения приняла немного коньячку и сообщила:

— Выпила. Приступай.

— Но еще не захорошело. На этом этапе у меня заготовлен пролог о нас с тобой под названием «узница и вертухай». Ты сидишь в темнице, а я, как безжалостный доберман, круглосуточно караулю тебя. Доберманом быть — роль-то не очень почетная, да? Но предыстория. Так называемый доберман легко и изящно переиграл таких волков, как названный твой папаша, сыщик всех времен и народов Смирнов и героический детектив Жорка Сырцов.

Он сделал паузу, чтобы налить себе и подлить ей. Ксения воспользовалась паузой:

— До мазохизма далековато. Пока ноздревщина.

— Ну выпей еще хоть немного! — попросил он. — И уж тогда выдам на всю катушку.

— Выпила, — сказала она, пригубив.

— Не хвастаюсь, нет. Просто хочу напомнить тебе о своих возможностях. Как ты, наверное, давно догадалась, я — паренек из привилегированных. Мой бывший отчим…

— Мама еще раз замуж вышла? — поинтересовалась Ксения.

— Почему? — удивился он.

— Потому что отчим уже бывший.

— Бывший он только для меня. С некоторых пор. Так вот, мой бывший отчим был весьма влиятельной фигурой при совке. И поэтому пасынок был определен в особую элитную школу. Есть такая в арбатских переулках, в здании бывшей гимназии. Естественно, что и мои однокашники были из семей социалистических аристократов. Эдакий снобистский мирок со своими правилами, со своими обычаями, своей иерархией. Даже полудетские влюбленности на стороне осуждались и пресекались довольно жестоко.