Анатолий Степанов - Без гнева и пристрастия

— Александр Иванович, я не понравился вам?

— Не в этом главное, Василий Федорович.

— В чем же главное?

— Главное, чтобы я понравился вам.

Трудно продолжать беседу после такой реплики. Пришлось сыграть интермедию. Как бы впервые заметив богатую камышовую трость Смирнова, зацепленную за спинку стула, Корнаков уважительно спросил:

— Ногу вам повредили на войне, Александр Иванович?

— Кто бы тогда меня в милицию взял? Это уж среднеазиатские жиганы расстарались. Из больших тамошних начальников… — Ответил и в чарующей улыбке показал свои красивые искусственные челюсти. — Значит, пока не разобрался, нравлюсь я тебе или нет? — И испуганно спохватился: — Смотри ты! Опять на «ты»! Извините еще раз, уважаемый, Василий Федорович!

— Что тут поделаешь! — посочувствовал Корнаков. — Как сказал еще один поэт: «…привычка свыше нам дана». Не отказываться же вам от своих привычек!

— Следовательно, согласны благожелательно реагировать на мои маразматические оговорки?

— Добавлю только: на как бы маразматические.

— Господи, как вы мне надоели! — взвыл Константин. — Бесконечные диалоги из пьес Радзинского! Уже и ежу понятно, что в конце концов вы понравились друг другу. Разливаю по третьей, выпиваем, и вы, Александр Иванович, с низкого старта начинаете забег.

Так и сделали. Разлили, выпили, закусили. И рывок с низкого старта:

— Вася, как ты оказался в рядах «Молодой России»?

Очередное смирновское «тыканье» было демонстративно не замечено.

Василий, помедлив, ответил:

— Мне казалось, что вас в первую очередь интересует другой вопрос: почему я вступил в партию младороссов?

— Тебе так показалось потому, что ты ощущаешь меня реликтом, которому уже никогда, как у того же Тютчева, не освободиться «от чувства затаенной злости на обновляющийся мир, где новые садятся гости, за уготованный им пир». Если бы твое ощущение соответствовало действительности, тогда истерический вопрос: почему, ну почему же?! — был бы закономерен.

— Вы уверены, что знаете, почему я занялся политикой?

— Ага, — беспечно подтвердил Смирнов. — Отвечаю кратко: ты не придал значения двум словосочетаниям из тютчевской строфы: «обновляющийся мир» и «новые гости». Но «обновляющийся» — это процесс, хотя тебе, да и мне, он кажется если не затухающим, то, во всяком случае, вялотекущим. И ты — среди «новых гостей», которые помогут негостеприимным хозяевам зауготованного пира устроить этот пир по-настоящему.

Приунывший Константин влез с дерзкой репликой:

— Златоуст! Цицерон! Плевако!

— Коська, уши надеру! — пригрозил Смирнов.

— А теперь он сермяжным мужичком прикинется! — пообещал Василию не испугавшийся Константин.

Василий, не услышав его, сказал уважительно:

— Замысловато изложили, но, в общем, правильно. Вы понимаете, я впервые в нашей жизни встретил людей, молодых людей, без политических шор, людей, свободно и интересно мыслящих и, главное, желающих и умеющих работать. Если бы вы ознакомились с программой, которую разработали наши группы правоведов, социологов, экономистов…

— Я ознакомился с этой программой, Василий Федорович, и, как вы, полностью разделяю ее, — перебил Смирнов.

— Тогда поддержите нас! Это призыв не к вам, Александр Иванович, это призыв ко всем здравомыслящим людям нашей страны. Мы не жаждем власти, мы просто хотим работать для России. — Корнаков вдруг испугался высоких слов, смущенно улыбнулся. — Ишь ты, как меня занесло!

— Вот мы дуэтом и ответили — почему. Но меня по-прежнему больше всего занимает вопрос: как?

— Что — как? — удивился уже подзабывший начало разговора Василий.

— Как ты оказался в рядах «Молодой России»? — терпеливо повторил Смирнов.

— А, вы об этом… Прямо не знаю, с чего начать…

— Тогда я начну, и начну с того, что буду спрашивать. Лады?

— Мне так даже удобнее.

— Когда вы решили уйти в политику?

— Вы, Александр Иванович, начали не с того вопроса, — торжествующе отыгрался Василий, а Смирнов молниеносно подтвердил, что прокололся.

— А с какого, по-твоему, надо было начинать?

— Когда ты, Корнаков, решил уйти из армии?

— Принято. Отвечай.

— Когда понял, что достиг потолка. Не своего потолка, свой я определяю на несколько порядков выше. Потолка, который мне генералы установили.

Василий, видимо, вспомнив этих генералов, замолк, гневно подрагивая ноздрями.

— Я тоже не любил генеральских игр, Василий, — тихо заговорил Смирнов. — Во время войны я спокойно терпел генералов, потому что знал: они догадываются, что без меня они — ничто. И под их бодрые приказы делал то, что считал нужным я. Я, а не они.

— Так поступал и я, Александр Иванович. Во время нынешней малой войны. Но сейчас я смог бы здесь делать то, что считаю нужным. Кровавый опыт, полученный мной, ясно определяет, какие необходимы в армии перемены. И я был готов принять участие в осуществлении этих перемен…

Ветеран перебил сочувственно:

— Но твоих генералов интересуют только одни перемены. Перемены в сторону увеличения количества больших звезд на погонах с золотыми зигзагами. Мы все это проходили, Вася. Что они тебе предложили? Вишкиль? Гороховец?

— Охрану Капустина Яра. Я тут же написал прошение об увольнении в запас.

— И почетно, и без перспектив. Знакомые фокусы. Прошение удовлетворили?

— Нет. Пока я в отпусках, которых накопилось до черта. А они думают.

— Ну а дальше?

— Совершенно случайно я встретил генерала Насонова, одного из тех немногих генералов, которых я уважаю.

— Совершенно случайно? — усомнился Смирнов. — А может, по их надобности? Для афишки? Смотрите, мол, среди нас, младороссов, и отважный Герой России.

— Нет, для такой афишки, я думаю, и одного Насонова достаточно. Просто они тщательно подбирают команду из профессионалов во всех областях. А я, скажу без хвастовства, в своем деле профессионал.

— Дело это — уничтожать так, чтобы не быть уничтоженным самому?

Обидеться бы на то, что тебя обозначили профессиональным убийцей. Но не обиделся Василий, естественно, считая и это дело частью своей профессии. Просто дополнил:

— Не только. Я умею из разношерстной толпы создать организованное общей целью товарищество, которое, понимая и смысл, и цель моих распоряжений, с полным доверием пойдет за мной.

— Немало. Но об этом знаешь лишь ты и твои однополчане. Как же об этом узнали младороссы?

— В какой-то мере Алексею, я имею в виду генерала Насонова, было кое-что известно о моих делах, а потом он свел меня с ребятами, под руководством которых я прошел… как бы получше сказать?.. курсы повышения квалификации. Вот тогда-то я и понял, какие они замечательные парни. И, наконец, было проведено со мной несколько анонимных тестирований.