Юлия Эйч - Капкан для крысы.

Яр поблагодарил, заверив, что информация очень ценная. Нужное место было не слишком далеко. Гордеев дал водителю новые координаты. Тот что-то пробурчал насчет бестолковых пассажиров, но послушно развернулся.

Клиника оказалась платной и весьма приличной на вид: светлые коридоры, кожаная мебель, фикусы в углах. Неизменным оставался лишь неприятный запах лекарств, который проникал в нос и даже глотку, стоило лишь открыть тяжелую дверь из стекла и металла.

Едкий паренек в регистратуре напыщенно сообщил, что вся информация о пациентах, даже давних — врачебная тайна. Гордеев посверлил его взглядом, обдумывая варианты действий. Я заранее насторожился. Народу вокруг было много, и физическое воздействие было невозможно, а ждать оформления официального запроса из прокуратуры, немыслимо. Яр решил пойти по проторенной в Китае дорожке. Он достал свой фальшивый паспорт, вложил в него 100 долларов и подал парню.

— Подумайте еще раз. Ведь это было так давно, и ни для кого не играет особой роли, — тихо, но жестко посоветовал Яр. В его глазах читалась опасная решимость. Не знаю, чтобы он сделал, если бы взятка не сработала. Но паренек был не против прибавки к жалованью. Воровато оглядываясь по сторонам, он спешно сунул банкноту в карман брюк.

— Имя и фамилия пациента, — быстро спросил он.

Яр задумчиво почесал переносицу.

— Собственно, мы не знаем, под какой фамилией она у вас лежала. Но имя Вероника или Кристина. Она поступила летом, 13 лет назад, с тяжелыми ушибами и, вероятно, разрывами мягких тканей. Ей было от 17 до 19 лет.

Парень тупо смотрел на Гордеева:

— Вы издеваетесь? Как я найду человека по таким данным? К тому же информация 13-летней давности не оцифрована. Она хранится в бумажном архиве. Даже если бы я мог туда проникнуть и начать копаться, это заняло бы невероятное количество времени, — возмущаясь, молодой человек слишком повысил голос, и нас стали оборачиваться. Заметив излишнее внимание, он смущенно склонил голову к столу и прошипел:

— Не могу вам ничем помочь.

Яр помолчал несколько секунд, жестоко вгрызаясь в нижнюю губу крепкими белыми зубами.

— А у вас работает кто-то из прежнего состава врачей, который был здесь 13 лет назад?

Паренек бесцельно подвигал компьютерной мышкой:

— Несколько человек работает. Дайте подумать. Если у девушки были разрывы мягких тканей, она должна была пройти через руки хирурга. И 13 лет назад здесь был единственный хирург, который все еще с нами, — Федорова Мария Александровна.

Наш визави сверился с компьютером.

— Она сегодня здесь, но расписание у нее довольное плотное. Сейчас начало десятого, у нее пациент. Следующий будет в 9.30. Можете попробовать проникнуть к ней между больными, но не уверен, что у вас получится.

Я посоветовал ему не волноваться о наших талантах проникать куда бы то ни было и, уточнив номер кабинета, мы поспешили по изгибам неожиданно ярко-оранжевой лестницы на третий этаж. Нам повезло. Когда пациент из кабинета 307 вышел, следующий еще не пришел. Хотя сомневаюсь, что его приход смог бы нам помешать.

За столом у большого окна сидела седая женщина в очках и что-то медленно писала. Поставив точку, она сняла очки и взглянула на нас. Врач походила на добрую бабушку из сказки, которая любит печь пирожки и вязать носки в ожидании Красной Шапочки.

— Почему вас двое? — с легким недоумением спросила она и сверилась с медицинской картой, лежавшей рядом. — Кто из вас Пантелеев?

Гордеев несколько секунд изучал женщину, кивнул сам себе и решительно приземлился на стул.

— Мария Александровна, — серьезно начал он. — Меня зовут Ярополк Гордеев, а это мой друг Андрей Степнов. Предупреждая ваши возражения, должен сказать, что мы пришли к вам за помощью, хоть и не медицинского характера.

В выцветших, но проницательных глазах женщины мелькнуло любопытство:

— А я ведь читала о вас в газете, — неожиданно заметила она. — В жизни вы гораздо симпатичнее, чем на фото.

— Спасибо, я тоже часто об этом говорю, — Яр широко улыбнулся. — Мария Александровна, я вижу, что вы умная женщина и не буду скрывать от вас правду, а вы уж решите, заслуживаем ли мы доверия. Мы пытаемся предотвратить преступление. Для этого нам нужно собрать максимум информации о девушке, которая проходила через ваши руки 13 лет назад.

— Ого, — не удержалась от удивленного возгласа дама.

— Да, вся надежда на вашу память. Но вы же хирург, уверен, и руки и голова у вас работают как швейцарские часы.

Гордеев вкратце обрисовал ситуацию. Доброжелательность, с которой врач его слушала, обнадеживала.

— Очень интересно, каких только удивительных встреч не преподносит жизнь, — заметила женщина, когда Гордеев закончил. — Ни за что не хотела бы работать следователем, не люблю излишний риск. А иметь дело с преступниками всегда рискованно — никогда не знаешь, что может поджидать тебя за углом. Но вам, Яр, наверное, без этого скучно. Так мне показалось, когда я читала ваше интервью, а сейчас, увидев вас, только укрепилась в своем мнении. И я верю, что вас привели ко мне добрые намерения. Но смогу ли я вам помочь? Столько воды утекло с тех пор. Хотя, дайте подумать.

Женщина слегка постучала очками о стол, обвела взглядом плакаты на стене, посвященные здоровому образу жизни, явно еще советского производства. Как будто они могли дать ей подсказку о том, что когда-то происходило на их фоне. Покачала головой. Вытащила из стола какие-то записные книжки, покопалась в них. Мы затихли, боясь спугнуть ее настрой. Кажется, я даже дышать стал реже. В кабинет сунулась щекастая мужская голова.

— Подождите немного, — строго сказала женщина, и голова исчезла.

В этот момент лицо врача прояснилось:

— Точно, вспомнила. Уверена, что это та самая девушка. Фамилию не помню, но звали ее Вероникой. Я запомнила, потому что близко к сердцу приняла ситуацию. Девочка была совсем молоденькой, а на ней живого места не было — она была вся в крови и синяках, сломано ребро. Бедняжку жестоко избили. Так жестоко, что она потеряла не только ребенка, которого носила, но и вообще способность к деторождению. У меня тогда только внук родился, которого я обожаю, и я очень переживала за эту девочку. Ведь дети — это такое счастье, — у Федоровой даже блеснула одинокая слеза, но она быстро промокнула ее маленьким цветастым платочком. Вероятно, только женщины за сорок, а то и за пятьдесят еще носят с собой настоящие хлопковые платочки — остальные довольствуются бумажными.

— Значит, у нее не может быть детей? — у меня перед глазами стоял сын Широновой.

— К сожалению, нет. Хотя, как мне показалось, это известие ее тогда не особенно расстроило. По-моему, даже меня это опечалило больше. Но сейчас такая молодежь, что не каждая хочет иметь детей. Что ж, может, и правильно. Мать должна быть любящей, а если она дитя не хочет, что она сможет ему дать?