Нельсон Демилль - Во всем виновата книга. Рассказы о книжных тайнах и преступлениях, связанных с книгами

Кипя от возмущения, Зауэрвальд не заметил, как в дверях появилась встревоженная Анна. Фрейд бросил на дочь суровый взгляд, давая понять, что запрещает ей входить или вмешиваться.

– Я мог лишить вас всего в последние дни вашего пребывания там, – продолжал Зауэрвальд, потрясая стиснутым кулаком, – обречь вас на нищенское существование ради собственной выгоды, но я не стал этого делать.

– Почему же? – спросил Фрейд, спокойно глядя на гостя, как любопытная сова.

Рука Зауэрвальда бессильно упала.

– Сам не знаю, – пробормотал он, запинаясь. – Много раз я задавал себе этот вопрос.

Он собрался с духом и глубоко вздохнул, словно намеревался произнести отрепетированную речь.

– Фюрер, а ему лучше знать, вовремя разглядел, что наша родина оказалась на осадном положении. Зарубежные связи и склонность к индивидуализму не позволяют евреям стать группой населения, заслуживающей доверия. Поэтому их следует уничтожить. Мера, возможно, жесткая, но вполне оправданная. Однако это вовсе не означает, что в отдельных случаях нельзя идти на уступки и облегчать страдания тем или иным людям.

– Что ж, возможно. – Фрейд выдвинул ящик стола. – Некоторые аспекты поведения человека не поддаются теоретическому обоснованию. Они остаются тайной, покрытой мраком. А иногда сигара – это просто сигара.

Он достал новую сигару и зажал ее кончик в углу рта, не обращая внимания на протестующие жесты Анны.

– Итак, – заключил он, – нам больше не о чем говорить. Прощайте, Зауэрвальд.

– Прощайте. – Зауэрвальд направился к двери. Заметив дочь Фрейда, ставшую свидетельницей его фиаско, он сразу сник.

– И кстати, Зауэрвальд…

– Да, господин профессор?

Фрейд указал незажженной сигарой на выпавшие страницы, лежащие на полу.

– Заберите с собой все, что осталось от вашей книги.

Справка . Антон Зауэрвальд – реальная личность. Некогда он учился у доктора Йозефа Херцига, друга Фрейда. Впоследствии нацисты доверили ему наблюдение за конфискацией доходов семьи Фрейда от издательского дела. Зауэрвальд действительно обнаружил, что Фрейд в условиях оккупации обходил закон, отправляя свои капиталы в зарубежные банки. Однако, находясь на хорошем счету в нацистской партии, он не предупредил свое начальство, а, наоборот, помог Фрейду и его семье бежать в Англию, где доктор и скончался 23 сентября 1939 года.

Зауэрвальд служил в военно-воздушных силах в качестве технического специалиста, был арестован союзниками и направлен в американский лагерь для военнопленных, откуда освободился в июне 1945 года. Спустя несколько месяцев его снова арестовали по настоянию Гарри Фрейда, племянника доктора, в то время являвшегося офицером американской армии. Зауэрвальда, как надзирателя, заподозрили в злоупотреблении служебным положением и вменили ему в вину кражу ценного имущества семьи Фрейда – наличных денег, рукописей, произведений искусства и книг. Суд над ним длился восемнадцать месяцев, все это время Зауэрвальд находился под стражей. Его освободили, когда Анна, дочь Зигмунда Фрейда, написала в суд письмо, утверждая, что нацистский офицер помог ее семье. Позже Зауэрвальд переехал в Тироль. Умер в Инсбруке в 1970 году.

Альтман никогда еще не видел Нью-Йорк таким нарядным. Из окон свисали флаги, Бродвей был увешан красно-бело-синими украшениями. Немногим раньше прошел грандиозный парад, и в городе царила праздничная атмосфера. Люди смеялись, разговаривали и всячески радовались пятидесятой годовщине Дня перемирия – 11 ноября 1968 года.

Альтману не верилось, что этот день настал. Великая война закончилась пятьдесят лет назад, и неправдоподобные предсказания горстки сумасшедших оптимистов сбылись. Это действительно оказалась «война, которая положит конец всем войнам».

По пути к небольшому книжному магазину, где он должен был прочесть речь, Альтман вдруг осознал: он никогда по-настоящему не верил, что мир продержится целых пятьдесят лет после ненавистного соглашения о прекращении военных действий с «одиннадцати часов одиннадцатого дня одиннадцатого месяца» 1918 года, которое его родная Германия была вынуждена унизительным образом подписать в железнодорожном вагоне под Компьенью.

В свое время Альтман и представить себе не мог, что договор, заключенный на таких чудовищных условиях, действительно положит конец войне в Европе. И он был не одинок в своих сомнениях. Не кто иной, как знаменитый экономист Джон Мейнард Кейнс, предсказывал, что негодный мир, взваливший на Германию неподъемное бремя репараций, непременно приведет ко второй мировой войне. В сущности, последовавшая за перемирием инфляция и ее верный спутник, социальный хаос, побудили Альтмана эмигрировать в США, променять нищий побежденный Берлин на цветущий победоносный Нью-Йорк. Он приехал сюда, чтобы начать жизнь с чистого листа, и в день, когда пышно отмечалась полувековая годовщина мира, не сомневался, что это ему удалось.

Поэтому Альтман вошел в книжный магазин в полной уверенности, что мудро распорядился собственной жизнью, и, отвесив пару комплиментов слушателям, начал речь. Он завершил ее всего через несколько минут, как и планировал, своим всегдашним пассажем:

– Итак, несмотря на блестящее владение языком, которое Томас Карлейль продемонстрировал в своем великом сочинении «Герои, почитание героев и героическое в истории», его теория о том, что один человек способен изменить ход истории, попросту неверна.

Альтман был весьма доволен тем, как он разгромил Карлейля. Совсем недурно для простого торговца редкими изданиями, который имеет дело с книгами и рукописями на своем родном языке – по большей части написанными сразу после Великой войны, когда Германия, казалось, балансировала на грани экономической и социальной катастрофы, увлекаемая в бешеный водоворот, из которого могло подняться на поверхность что угодно.

Более того, на встречу пришло неожиданно много людей, причем вечером они наверняка собирались отмечать пятидесятую годовщину Дня перемирия. Альтман полагал, что в праздник мало кто захочет его слушать, хотя «Книги по истории» старались угодить вкусам образованной аудитории.

– Ход римской истории остался бы таким же и без Цезаря, – добавил Альтман, – а ход французской истории – без Наполеона.

Он подумал о своей обширной коллекции книг и рукописей: мечта библиофила, бесчисленные полки с трудами знаменитых и малоизвестных писателей. Он не собирался опровергать Карлейля и тщательно искал в этих трудах доказательства того, что великий человек способен изменить мир, но в конце концов пришел к противоположному выводу.

– Нация может нуждаться в герое, способном вселить в нее оптимизм и возродить веру в себя, – сказал Альтман. – Но историю творят великие силы, а не великие люди. – Альтман улыбнулся. – К такому выводу я пришел за многие, многие годы исследований.