Нельсон Демилль - Во всем виновата книга. Рассказы о книжных тайнах и преступлениях, связанных с книгами

– Так много павших. – Помолчав, он добавил: – Вы служили в разведке.

– Да. Откуда вы знаете?

– Видел фотографию после войны. Вы все получили медали. На том снимке были и вы. Я помнил вас по реальной школе. Вы стояли рядом с кайзером.

Альтман прекрасно помнил тот счастливый день. Все члены высшего командования разведки выстроились на ступенях Рейхстага, исполненные чувства собственного достоинства, несмотря на поражение. В тот день старая аристократия в последний раз сомкнула ряды, и Альтмана внезапно охватила сильная тоска по простоте и изяществу его прошлой жизни, по роскошным особнякам и балам, по Германии, еще не обремененной выплатой репараций, не пострадавшей от безудержной инфляции, не павшей жертвой мстительности Франции и Великобритании.

– Нам, немцам, надо было верить в себя, – меланхолично произнес старик.

Альтман не раз слышал подобные речи от побежденных.

– Несомненно.

Внезапно Альтман ощутил прочное родство со своим бывшим соотечественником и протянул ему ладонь, повинуясь зову общей крови.

– Значит, мы с вами два старых солдата.

Старик не стал пожимать его руку.

– В Ипре мы пытались зайти британцам в тыл, – сказал он. – По подземному ходу. Это был секретный план. Мы должны были выйти за линией фронта.

Он резко умолк, словно его прервал пулеметный огонь.

– Но нас поджидали британцы, – добавил он.

– Поджидали? – неуверенно переспросил Альтман.

– Знали, что мы придем, – пояснил старик. – В нас принялись палить со всех сторон.

Он пристально уставился на Альтмана.

– Они застрелили Макса, – сказал он. – И Герхардта. Хорошие были парни. Баварские фермеры.

Альтман внезапно стал наблюдать за ним с опаской, будто старик шаг за шагом вел его по темному коридору.

– Война ужасна, – чуть помолчав, сказал он.

– Предательство – вот что ужасно. Нож в спину от своих.

– Своих?

Альтман опустил руку. Старик то ли не разглядел ее, то ли не пожелал принять.

– При чем здесь свои?

– Кто-то из разведки отправил нас в подземный ход.

– Откуда вам знать?

– Только они знали о нашем задании. От всех остальных его скрывали.

– Выходит, вы считаете, что кто-то из моих коллег предал вас, – напряженно проговорил Альтман. – Такими обвинениями нельзя бросаться.

– Никто больше не знал, – повторил старик.

Он покачал головой и чуть понизил голос.

– Хорошие баварские парни, – произнес он почти что себе под нос. – Бедняги.

На его лице лежала черная пелена тоски.

– Столько времени прошло с тех страшных дней, – заключил он.

– И мы оба постарели. – Альтман снова протянул ему руку. – Давние товарищи по оружию.

На этот раз старик взял ладонь Альтмана и вяло пожал.

– Пятьдесят лет уже прошло, – добавил Альтман, пытаясь отнять руку. – Пятьдесят лет и…

– Вы переехали в Англию, – перебил старик и сжал кисть Альтмана. – После войны.

Альтман осторожно кивнул. Почему у него такое чувство, будто он ступает по минному полю? Старик мал ростом и болен. Что он сделает Альтману, могучему здоровяку? И все же в нем было что-то пугающее, какая-то темная сила. В старике, подумал Альтман, горит неугасимый огонь.

– И начали собирать редкие книги, – добавил старик, отпустив руку собеседника.

– Да.

Старик улыбнулся:

– Вы стали библиофилом. Кажется, это так называется? Вы всегда умели управляться со словами. В реальной школе постоянно читали книги.

– Разве?

– Английские книги, все время английские. Может, вы еще и англофил? – Прежде чем Альтман успел ответить, старик засмеялся. – Я теперь знаю много умных слов.

Он тихонько хихикнул, но Альтману показалось, что это не столько смешок, сколько потаенный упрек.

– В реальной школе я любил выступать, – сказал старик. – Хотел стать оратором, но задира мне не позволил.

– О ком вы говорите? – спросил Альтман. – Не помню никакого задиры. Ни разу не видел, чтобы кто-то полез с кулаками…

Старик чуть отступил.

– О нет, не с кулаками. Со словами. Вы поймете, как библиофил. Вам известна сила слов. Вы ведь собираете слова. Собираете слова, заключенные в книгах.

– Собираю, – осторожно сказал Альтман, точно в его адрес выдвинули обвинение; он никогда бы не подумал, что ему придется оправдываться в наличии такой склонности. А этот старик вызывал желание занять оборонительную позицию. Внезапно ему показалось, что он понял причину. – Это я был задирой? Я вас обижал?

– Нет, что вы, – мягко ответил старик. Затем его голос странно помрачнел. – Вы меня не замечали.

«Опять скрытый упрек», – подумал Альтман.

– Простите, если я… вас не замечал.

Очевидно, Альтман и впрямь не замечал бедолагу. Он понял, что сохранил память только о самых близких школьных друзьях. Еще несколько мальчиков и девочек он помнил в лицо, но и только. Не считая Магды, конечно. Магду он никогда не забудет.

– Я и не рассчитывал, что вы меня заметите, – тихо сказал старик. – Вы происходили из хорошей семьи. Для вас реальная школа в Линце была только…

Он посмотрел на Альтмана, как бы предлагая закончить мысль.

– Временной остановкой. Меня отправили в нее на год, пока отец занимался нашим переездом в Вену.

– И там вы жили до войны?

– Да, а мой отец – и после войны. По крайней мере, несколько лет.

– Точно, вы переехали в Вену. Я об этом слышал. – Старик улыбнулся. – И поэтому, конечно, реальная школа была для вас временной остановкой, как вы сами сказали.

– И все-таки жаль, что я вас не помню.

– Ничего страшного.

– Тогда до встречи?

С этими словами он пошел по проходу, но старик вновь схватил его за руку – намного быстрее, чем можно было ожидать от бледного, немощного человека в преклонных летах.

– Мы оба до сих пор говорим с немецким акцентом, Зигги.

– Время стирает не все.

Альтман осторожно вытянул руку из его пальцев.

– Например, дни нашей юности, – согласился старик. – То, что формирует характер. Особенно наши преступления.

– Наши преступления? Да, пожалуй.

Старик внезапно сконфузился:

– Извините, что побеспокоил, Зиг…

Он замолк и выпрямился, словно рядовой перед офицером.

– Герр Альтман.

– Пустяки.

Альтман пошел по проходу между рядами пустых стульев. В конце прохода он по неведомой причине остановился и обернулся. Старик сидел и смотрел на кафедру. Его плечи поникли под пиджаком – не только ветхим, как еще раньше заметил Альтман, но и, пожалуй, чересчур большим. Очевидно, куплен в благотворительном магазине. Внезапно Альтман ощутил приступ жалости к старому бедолаге, выглядевшему таким одиноким в конце своих горестных дней.

«Быть может, ему довелось бы познать вкус скромных побед, повернись все иначе? – задался вопросом Альтман. – Жениться на красивой девушке, завести детей, наслаждаться хотя бы уважением немногих, если не поклонением толпы?»