Нельсон Демилль - Во всем виновата книга. Рассказы о книжных тайнах и преступлениях, связанных с книгами

– А бывает выше?

И тут до меня дошло. Предположение казалось безумным, но я не удержался от вопроса:

– Неужели… президент?

Хэнсон трудно сглотнул и снова пожал плечами:

– Я этого не говорил… Но самая большая шишка у нас он, разве нет?

Будь эти двое не полицейскими, а федеральными агентами, я бы схлопотал обвинение в государственной измене или в подстрекательстве к бунту, а как минимум упрек в дурости. Но эти двое знали правильный ответ. По крайней мере, его знал Хэнсон. На всякий случай я его озвучил.

– В нынешние времена, – сказал я, – рулят банковские воротилы и лоббисты. Как бы ни высоко сидел политик, он всего лишь шахматная фигура, которую двигают деньги. Это всех касается, даже шишек в Овальном кабинете.

– Цинично на жизнь смотришь, Хаммер, – упрекнул меня напарник Хэнсона.

Из-за угла выкатился мальчишка на скейтборде. Когда он проехал мимо нас, я спросил:

– И что же за работу я должен проделать, чтобы оправдать такой мощный прессинг?

– Почем я знаю? – Хэнсон пожал плечами. – Наше дело маленькое. Мы пешки. Ладно, пошли.

– Куда?

– К сенатору.

Лакированные стенные панели, удобная мягкая мебель, восточный ковер – и вся эта роскошь, достойная уэстчестерского особняка, в президентском номере отеля «Сент-Мориц» на Сентрал-Парк-Саут.

Да и в кресле, которое с легкостью сошло бы за королевский трон, восседала не августейшая особа, а всего лишь человек, вот уже третий срок занимавший пост сенатора США. Хью Бойлан, дородный, бледный, выглядел здесь столь же неуместно, сколь и я. Плохо отглаженный бежевый костюм из крепа и небрежно завязанный галстук в красную и белую полоску отменно сочетались с истосковавшейся по стрижке шевелюрой. Густые черные брови – ни дать ни взять косые восклицательные знаки – мужественно контрастировали с пухлым чувственным ртом.

Этот джентльмен со взглядом лепрекона позаботился о том, чтобы нам с Хэнсоном принесли пива. И не в стаканах, а непременно в бутылках – тонкий жест своего в доску парня. Бутылки были поставлены не на подложки, а на низкий журнальный столик между нами, куда я уже бросил шляпу. Я устроился на диванчике с такими тугими выпуклостями, что им бы позавидовала дорогая девушка по вызову.

Сенатор наклонился вперед; его голубые глаза, полускрытые тяжелыми веками, были сплошь в красных прожилках. Он сделал приветственный жест толстопалой кистью – мягкой, но уж никак не холеной. Когда-то Бойлан работал грузчиком в порту. Очень давно.

– Странно, мистер Хаммер, что за столько лет нам так и не довелось познакомиться. – Голос у него был густой, как звук льющегося в стакан «Гиннесса». – Видно, это из-за разных политических взглядов.

– Я не интересуюсь политикой, сенатор.

Брови Граучо Маркса [60]скакнули к растрепанной челке.

– Вы ведь знаменитость, мистер Хаммер. Тот скандальный случай в России, когда вы в качестве телохранителя сопровождали моего коллегу из консервативного лагеря, сенатора Джаспера…

– Сэр, я просто делал свою работу.

– То есть не будете возражать, если работу вам предложит политический деятель… с либеральными убеждениями?

– При условии, что вы не будете пытаться обратить меня в свою веру.

– Что ж, это разумно, – хохотнул он и сплел пальцы, откинувшись в кресле. – Все же смею надеяться, что вы, являясь так же, как и я, гражданином великого государства, заметили мою борьбу за интересы нашего избирательного округа и стремление покончить с однопартийной политикой в его границах. Ставя превыше всего благо народа, я то и дело вынужден конфликтовать с собственной партией.

– Ну к чему эта реклама, сенатор? Без обид, но я уже забыл, когда в последний раз ходил на выборы.

Край мясистой щеки дрогнул в улыбке.

– Полно, не надо ершиться, я вам не враг. Всего лишь рассчитываю на толику уважения к моим заслугам.

– Вы честны, и вы боец. Для меня это очень важные качества.

Бледные щеки залились краской. Я что, ненароком задел за живое?

– Спасибо, я оценил, – тихо произнес он.

Сквозь занавески из ткани органди сочился свет, в нем витали золотистые пылинки – да, пыль есть даже в «Сент-Морице». Внизу взревывали клаксоны, но высота скрадывала звуки. Город живет своей жизнью, и какое ему дело до ранимого политического деятеля и забытого героя таблоидов?

– Вчера умер Николас Джиральди, – сказал сенатор.

Что за черт?

Дон Николас Джиральди в Нью-Йорке возглавлял так называемую шестую семью мафии. Вчера на склоне дня он уснул и не проснулся в частной палате больницы «Сент-Люк». Об этом сообщили вечерние газеты и все прочие СМИ. Ушел из жизни Старый Ник, самый добрый представитель весьма и весьма недоброго рода.

– Я в курсе, – кивнул я.

С улыбкой священника, увещевающего строптивого прихожанина, Бойлан продолжал:

– Вы были с ним знакомы. По слухам, время от времени выполняли его поручения. И он вам доверял.

Глотнув «Миллер-лайта», я пожал плечами:

– Какой смысл отрицать? Да, у меня были дела с Ником, но гангстером от этого я не стал, как не стану либералом, поработав на вас.

Он снова рассмеялся:

– Вот уж кем я вас не считаю, так это гангстером. Но все-таки… Простите, мистер Хаммер, но все-таки странновато, что истребитель бандитов, о котором кричали газетные заголовки, заключил союз с одним из донов.

– Сенатор, «заключил союз» – это чересчур сильное выражение. Я всего лишь оказал ему несколько услуг, никак не связанных с его… бизнесом. Просто он не доверял своим подручным – они бы все испортили.

– А нельзя ли поконкретнее?

– Нельзя. Смерть клиента не снимает с меня обязательства хранить в тайне сведения о нем. Коп Хэнсон, что сидит за этой стенкой, перед тем как мы направились сюда, выдал мне сто долларов и получил квитанцию. Поинтересуйтесь, что там напечатано мелким шрифтом.

Темные брови метнулись вверх-вниз.

– На самом деле это кое-что упрощает. Мистер Хаммер, я хочу задать вам вопрос – и надеюсь услышать ответ, который будет балансировать на грани конфиденциальности. Взамен вы сможете рассчитывать на мое молчание.

– Пожалуйста, спрашивайте.

Он сложил на груди руки – ни дать ни взять здоровенный ирландский джинн, готовый исполнить желание.

– Скажите, вы что-нибудь получали от старого дона незадолго до… или сразу после его смерти?

– Нет. А что я мог от него получить?

– Книгу. Возможно, бухгалтерскую.

Я поставил пиво на журнальный столик.

– Нет. Так это ее я должен для вас разыскать?

Он кивнул. А потом продолжил, снизив голос почти до шепота:

– Все, что я сейчас сообщу, должно остаться между нами. Дон очень долго пробыл у власти… с конца сороковых. Сейчас его методы кажутся старомодными, но он ими пользовался до самого конца. В частности, у него была весьма несовременная манера вручную записывать сведения о каждой сделке, о каждом соглашении. Что именно содержится в его леджере – о том не знает никто. Джиральди вел и другие бухгалтерские книги, но они предназначались для Службы внутреннего налогообложения; в них отмечены по большей части фиктивные сделки. В леджере же, по слухам, он фиксировал реальные события, настоящие этапы своего бизнеса. Когда его спрашивали о подобных вещах, он отвечал кратко: «Это есть в книге».