Йенс Лапидус - Стокгольм delete

– Херцег-Нови? В Черногории? Я там часто бывал в молодости.

– Я знаю, – Тедди изобразил улыбку Санта-Клауса. – Я знаю.

Они расстались на Слюссене. Боян пересел на красную линию. Тедди знал, куда он направляется. Дождался, пока состав метро исчезнет в туннеле, и спустился на автобусный терминал.

Плохое освещение, грязновато, шум от десятков подходящих и уходящих автобусов. Под информационным табло пожилая тетушка продает коричные булочки и хлеб. Кто-то устроился на скамейке – изо всех сил старается протрезветь. Там, наверху, – роскошный солнечный день. Здесь: знобко, чувство потерянности, запах собачьей мочи у столбов.

Новый Стокгольм. Город, который когда-то пытался… Теперь – распродан. Запачканные граффити стены в метро, кое-где облупившаяся штукатурка. У кого есть деньги, старается брать апп-такси. Даже в пригородах цены на квартиры заоблачные. Чтобы оплатить свою жизнь, нужно брать кредит, а чтобы взять кредит, нужно одобрение банка. Оценка кредитоспособности. Съемных квартир все меньше, а те, что остались, продают на черном рынке, контролируемом мафией. И все молчат: стоит заикнуться, никто и на секунду не задумается – закатают в бетон. Попрошайки из Европейского Союза, главным образом из Румынии, у каждого магазина. Нигерийские проститутки в мини-борделях. Проституция перекочевала с улиц в квартиры, таунхаусы и виллы. Наркотики, заказанные через интернет, доставляют быстрее, чем пиццу. И в то же время элита, столпы общества… делают, что хотят, за своими ар-нуво фасадами.

Хищники.

Новый Стокгольм: линии раздела так ясны, будто их нарисовали маркером на карте.

А он? Что он делает в этом городе?

Сейчас у него больше денег, чем когда-либо в жизни, но никакого желания тратить их нет. Важно спровадить и обезопасить семью и постараться помочь Николе.

Через двадцать минут он был в Древинге. Помог Луке – каким-то образом вычислил, где может находиться Лиллан.

Школа верховой езды. Довольные жизнью лошади. Полно детей, главным образом девочки – малышки и подростки. Чуть поодаль – юные всадники. Сидят в седле уверенно, прямая спина, раскрасневшиеся от гордости мордашки.

Он вошел в конюшню. Лошади всех размеров и мастей в стойлах. И опять девочки: носят охапки сена, чистят лошадей щетками, возятся со сбруей.

Лиллан очень похожа на брата – Тедди узнал ее мгновенно.

Она стояла со щеткой около большой, с влажными невинными глазами лошади.

Тедди подошел поближе и постарался встретиться с ней взглядом.

Полицейское управление Стокгольма

Беседа с информатором «Мариной», 19 декабря 2010 года

Вел беседу Йоаким Сунден

Место: Хёгдален-центр

ПАМЯТНАЯ ЗАПИСКА 6 (часть 1)

Запись беседы

ЙС: Как вы считаете, успеем закончить сегодня?

М: Не знаю… я описал всего полтора года моей жизни, осталось около четырех, с 2007-го и позже.

ЙС: Значит, не успеем?

М: Если я не буду вдаваться в детали…

ЙС: Хорошо. Я заметил вчера, что вам было нелегко рассказывать об истории с похищением.

М: Некоторые вещи невозможно забыть, как ни старайся.

ЙС: Я понимаю… Но вернемся к тому месту, на котором остановились. Что было после?

М: Я провалился в ночь. Они говорили что-то о посттравматическом стрессе. Не знаю… Память о пытках не отпускала. И не только во сне – малейший внешний раздражитель мог вызвать совершенно неадекватную реакцию. К примеру, если я видел стол с похожей на мой гроб древесной текстурой, меня охватывал приступ паники. Запах жвачки, которую они не выпускали изо рта… даже этот запах вызывал у меня приступ, иногда до судорог. И эти разговоры, этот бесконечный психотерапевтический щебет… «эмоциональная отгороженность, отсутствие интереса к обыденной активности»… вы сами знаете их птичий язык. Четыре дня меня продержали в клинике, кормили золофтом [84] Антидепрессант. . Я подслушал – намекали на возможность суицидальных попыток. Через несколько недель окончательно сформировался диагноз: посттравматическая депрессия.

А потом начались допросы и суд, где я был вынужден все повторить еще раз. Это было ужасно… как пережить заново.

ЙС: Вы вернулись к работе?

М: Я не работал четыре месяца. Потом вернулся на свое обычное место. Самочувствие улучшалось. Медленно, но улучшалось. Ногти отросли, хоть и корявые. Полиция снабдила меня системой мгновенного оповещения. Несколько уроков по обеспечению личной безопасности. Но я-то знал: пока держу рот на замке, они меня не тронут. Они же получили то, что хотели.

ЙС: А Сесилия? Что говорила Сесилия?

М: Почти ничего. Конечно, ей было жаль меня. Но мы не касались этой темы. Думаю, ей, как и мне, хотелось поскорее все забыть.

ЙС: А Себбе?

М: Да, Себбе… Он позвонил чуть ли не сразу, но я отказался с ним говорить. Тогда он заявился к нам домой, это было… недели через две после похищения. Я лежал в постели, в полном тумане после болеутоляющих и антидепрессантов. Позвонил в дверь. Сесилия была на работе, Беньямин в школе, Лиллан в садике. Я дотащился до двери.

– Тебе нечего здесь делать, – прошипел я, не открывая: увидел в глазок, кто стоит за дверью. Шипеть пришлось громко – почтовую щель запломбировали полицейские.

– Матс, послушай… впусти меня, надо поговорить.

– А я не хочу с тобой говорить, – я положил палец на кнопку экстренного оповещения на запястье, которую мне выдали в полиции.

– О’кей, о’кей, понял… но чтобы ты знал: я не имею ни малейшего отношения к этой истории. Это не я тебя заказал. Клянусь могилой матери. Я, конечно, имел на тебя зуб после того, как ты свистнул у меня бабки, и ты знаешь, как я среагировал… быстро и эффективно. Хотя все пошло не так, как задумано. Понимаю, что ты чуть концы не отдал, но я же не знал, что ты ни с того ни с сего вернешься домой. Но эта история… за кого ты меня принимаешь? Все, что они с тобой вытворяли… Вот и все, что я хотел сказать.

– Уходи, Себбе, – голос дрожал, и мне почему-то не хотелось, чтобы Себбе это заметил.

Я знал, что он говорит правду. Он и в самом деле не замешан. И похищение заказал не он.

– Уходи. И не приходи больше никогда.

…Жизнь постепенно возвращалась в свою колею. Я работал не на полную ставку, а дома… любая мелочь представлялось тяжелой, трудно выполнимой задачей. Проводить детей в школу… иногда это требовало таких усилий, что я, вернувшись домой, ложился в постель. Сходить в магазин за молоком – гарантирован приступ головной боли. И на работе толку от меня не было. Никлас, впрочем, отнесся по-дружески. Я понимаю, сказал он. Все всё понимали… Но я видел, что он разочарован и еле сдерживается. Мне надо было во что бы то ни стало сосредоточиться и набрать форму.

Несколько раз я заходил в клуб. Странно… единственное место, где я чувствовал себя спокойно. Богган, Буссе… никто не спрашивал меня ни о чем. Читали, конечно, в газетах, но помалкивали. Про компьютер ни я, ни Сесилия никому не рассказывали. И в полиции и в суде считалось, что меня похитили ради выкупа. Выбрали простейший вариант: я – известный игрок в покер, сорвал большой куш, и у меня просто-напросто хотели его отжать.