Сергей Ковальчук - Лицензия на грабеж

— Присылай, — загорелся следователь. — Только не на служебную, а на мою личную почту. Запиши адрес.

Он продиктовал, а я записал и сразу же переслал на него документы, полученные от Адамова.

Без пятнадцати двенадцать я припарковал автомобиль на парковке недалеко от храма. Едва я, оставив пальто и букет цветов в машине, вылез из салона и поставил машину на сигнализацию, как ко мне подошли Рудаков и Кушнир. Приглядевшись, я увидел метрах в двадцати впереди себя стоявшие почти напротив друг друга «Короллу» Эдуарда и «Рейнж-ровер» Саши. Сегодня была солнечная и морозная погода без ветра. Несмотря на это, и на данную вчера Ниной рекомендацию одеться попроще, сегодня на мне были синий, по цвету похожий на прокурорский мундир костюм, светло-синяя рубашка и модный галстук серого цвета в мелкую горошину. Кушнир был в своем вчерашнем костюме, который, впрочем, был почти идеально выглажен. Рудаков облачился в отличный светло-серый шерстяной костюм-тройку. Из левого внешнего кармана его пиджака франтовито выглядывал светло-розовый шелковый платок. В воздухе повисли ароматы трех различных марок дорогих мужских одеколонов. Поздоровавшись со своими партнерами за руку, и перекинувшись несколькими фразами, мы направились к стоявшему метрах в пятидесяти от нас перед калиткой в ограждении, ведущей на территорию храмового комплекса катафалку — средних размеров автобусу, выкрашенному в синий цвет с затемненными стеклами. Его задняя дверь была поднята, а на специальном поддоне лежал лакированный гроб с телом Валерия. Гроб был закрыт крышкой.

Около катафалка стояло три человека. Одним из них был грузный седой мужчина лет шестидесяти в черной кожаной куртке и кепке. Он разминал пальцами сигарету. Видимо, это был водитель автобуса. Рядом с ним стояли две молодые женщины, в одной из которых я узнал Нину Ставинскую. Сегодня она была одета в длинную шиншилловую шубу и повязывала на голову черную траурную косынку для похода в церковь. С нею рядом стояла очень красивая, брюнетка лет тридцати. Большие глаза, изящный, словно точеный носик, небольшой рот с правильно подведенными чувственными губами. Красиво подвитые волосы спадали ей чуть ниже плеч. Молодая женщина была одета в натуральную, чуть выше колен, беличью шубку. На голову она повязывала черный платок, такой же траурный, как и выражение ее лица. Я догадался, что это была Лада Ставинская, вдова Валерия. Женщина смотрела на нас с любопытством, которое примерно в равных пропорциях было смешано с грустью по своему безвременно ушедшему и, очевидно, любимому мужу, и осуждением. Видимо за то, что пришедшие на похороны ее мужа мужчины были разодеты словно павлины, а в их глазах не читалось скорби, даже ради соблюдения приличий.

Когда мы поздоровались и представились друг другу, Нине кто-то позвонил. Перекинувшись со своим собеседником несколькими короткими фразами, она, а вместе с ней и Лада, сняв шубы и оставив их в салоне автобуса, попросили нас взять гроб. Мы вместе с Рудаковым, Кушниром и так и не успевшим прикурить водителем взяли за ручки гроб, и, аккуратно сняв его с поддона, двинулись за женщинами. Перед нами с металлическим лязгом отворились автоматические ворота и мы, пройдя к храму еще пятьдесят метров, остановились перед его входом. Стараясь действовать как можно осторожнее, мы синхронно опустили гроб на землю, а водитель снял с него крышку, на которой был приделан большой золотистый крест и прислонил ее вертикально к стене крестом наружу. Я посмотрел на лежавшего в гробу своего покойного клиента. Его голова покоилась на белой подушке. Волосы были аккуратно зачесаны на пробор, глаза закрыты, губы сжаты. Лицо было белым, словно из воска. Тело покойного было облачено в черный костюм. Поверх него до уровня груди было натянуто светлое покрывало. Я стиснул зубы. «Покойся с миром, сегодня твой убийца будет изобличен и понесет заслуженное наказание» — подумал я и, стараясь, чтобы это никто не заметил, быстрым движением руки смахнул набежавшую скупую слезу.

Мы внесли гроб внутрь храма и поставили его на специальный постамент. Следом за нами туда прошли и встали рядом с нами и гробом еще три женщины, видимо, подруги Нины и Лады. Пожилая невысокая худая женщина в серой косынке раздала нам свечи и коротко проинструктировала перед обрядом отпевания.

Богослужение длилось минут двадцать. На Нину и Ладу было тяжело смотреть. Обе женщины изо всех сил крепились, чтобы не разрыдаться. Но у Лады это не получилось. Когда обряд отпевания близился к концу, проводивший его молодой священник с длинной черной бородой, облаченный в длинные серебристого цвета одеяния, незаметно подал знак водителю катафалка принести крышку гроба.

Едва тот накрыл ею гроб и вынул из кармана куртки молоток с гвоздем, чтобы ее прибить, как вдова погибшего, перестав себя контролировать, с плачем бросилась к гробу. Она отодвинула крышку и попыталась обнять и поцеловать Валеру. Но окружающие быстро подхватили ее под руки, и, успокаивая, отвели в сторону. Однако, едва по храму разлились звуки ударов молотка, Лада неожиданно вырвалась от своих опекунов и, сорвав с себя платок, заливаясь слезами, закричала: «Прости! Валера, прости меня!..»

У молодой женщины началась истерика, она упала на колени и опустила лицо. Ее красивые темные волосы упали на пол.

Святой отец, напевая молитву, быстрым движением руки показал нам, чтобы мы взяли гроб и следовали вслед за ним на выход из храма.

Когда гроб был помещен внутрь автобуса, а Ладу привели в чувства, я спросил у Нины, что нам делать. Она сказала, чтобы мы выезжали с парковки и следовали вслед за катафалком на кладбище.

В ресторане, где должны были проходить поминки по Ставинскому, было пусто. Для нас в отдельном боковом зале на первом этаже буквой «П» были накрыты столы. Большой портрет покойного Валеры с траурной ленточкой находился в углу зала на небольшом столике рядом со столом «президиума». Народу было относительно немного, человек двадцать — все те, кто в этот скорбный день смог прибыть на это печальное мероприятие. Часть из них сдавала свою верхнюю одежду в гардероб, кто-то, как Рудаков и Кушнир курил на улице, а Нина и Лада деловито сновали по залу, где был накрыт поминальный стол и давали последние указания официантам.

Я заглянул в зал, но заходить не стал, решив дождаться своих партнеров. На часах было уже десять минут пятого, а ни Берегового, ни Старкова еще не было. Я хотел было набрать Алексею, но в этот момент увидел адвоката Адамова. Он со своей женой, Галиной, идя от гардероба через общий зал, направлялся ко мне.

Микаэл был невысокого роста плотным чернявым мужчиной лет тридцати пяти. Его черные густые волосы плотно опоясывали огромную плешь, умные, хитро прищуренные карие глаза, массивный горбатый нос. Он был одет в безупречный черный фрак. Встретившись с ним глазами, я в который раз поразился, насколько он был похож на известного олигарха Бориса Березовского. В его молодости.