Джеймс Ранси - Сидни Чемберс и кошмары ночи

— Отнюдь, каноник Чемберс, — возразил директор. — Мы вам рады. Полагаю, вы знакомы?

— Только понаслышке, — кивнул министр иностранных дел. — Рад наконец встретиться с вами. Кажется, во время войны вы сражались вместе с моим отцом. Он командовал вашим полком.

— Да, — подтвердил Сидни, — в Нормандии.

— А теперь у нас свое поле битвы. Но игра намного тоньше. Это вопрос международной дипломатии. Я только что рассказывал сэру Джайлзу о наших проблемах с русскими.

Сидни был осведомлен о политике не так глубоко, как хотел бы, но прекрасно знал, что Советы отвергают предложения объединить Германию и препятствуют попыткам федерального правительства вступить в НАТО.

— Понимаю, как озабочен премьер-министр, — промолвил он.

— Он всегда подозревает вмешательство внешних сил, но даже Черчилль не вечен.

— Полагаю, у вас есть какие-то планы.

— Иден продолжит его дело. Он очевидный претендент. Нам нужна преемственность. А пока у нас намечается очередная конференция в Берлине. Сэр Джайлз сказал, что вы прекрасно знаете этот город.

— Бывал там после войны.

— И еще намекнул, что вы обзавелись там подругой.

Сидни колебался.

— Не представлял, что он в курсе.

— Сэр Джайлз не любит открывать карт.

— Вы оба знаете обо мне больше, чем, на мой взгляд, необходимо, — насмешливо заметил Сидни и, ободренный собственной смелостью, продолжил: — Это и есть причина, почему за мной следят?

— Вы заметили? — поинтересовался министр иностранных дел.

— Разумеется.

— Уверяю, вам ничего не грозило. Полиция была поставлена в известность.

— В том числе инспектор Китинг?

— Нет. Тогда бы игра потеряла смысл.

— Хороша игра! Я был напуган.

— Именно этого мы и добивались — чтобы вы вели себя как человек, которого что-то тревожит.

— Зачем?

— Показать, что вы на нас не работаете.

— Но я работал на вас!

— Еще мы хотели организовать вам защиту.

— От кого?

— Попробуйте догадаться.

— То есть за мной следили две разные группы?

Сэр Джайлз послал министру взгляд, который ясно говорил, что углубляться в детали не следует.

— Хотите выпить, Сидни? Скоро Великий пост.

— Время, когда мы уделяем особое внимание отпущению наших грехов, — многозначительно произнес священник.

Директор колледжа налил небольшую порцию виски.

— Не думаю, что у вас много грехов, которые надо прощать.

— Мы молимся о прощении всех грехов на земле.

— А они многолики, — заметил министр иностранных дел, поднимаясь с дивана. — Боюсь, мне пора возвращаться в Лондон.

— Вы не останетесь на ужин? — спросил сэр Джайлз.

— Меня ждет машина. Чрезвычайно вам признателен. Дело было трудным, но теперь все позади.

Сидни не мог взять в толк, зачем надо было затевать разговор, который не собирались доводить до конца.

— Подождите, — начал он, — я должен понять. Получается, что Бартлетт и Монтегю были нашими людьми, но делали вид, будто работают на КГБ?

Министр иностранных дел удивился, что это требовало подтверждения.

— Такой вывод возможен.

Но Сидни хотел ясности.

— Вот почему родители Бартлетта не подняли шумихи из-за мнимого исчезновения сына?

— Я с ними переговорил.

— А Лайал был из разведки?

— Мы позволили некоторым так думать.

— И он добровольно позволил убить себя?

— Будет лучше, если вы не станете задавать слишком много вопросов, каноник Чемберс.

— Мне известно, что Лайал был смертельно болен.

— Он сорвался со стены. Произошел несчастный случай.

— Такова официальная версия.

— Это именно то, что случилось, — не отступал министр иностранных дел. — Должен сказать, что и вы, и Китинг проявили упорство.

— Мы выполняли свою работу.

— Не совсем. Мы просили сообщать, как продвигается расследование инспектора, а не проявлять инициативу.

— Не мог удержаться.

— Понимаю. Но иногда потребность в неведении достигает такого уровня, что неведение становится счастьем.

— Мне неприятно сознавать, что меня держали впотьмах.

— Вы знали ровно столько, сколько полагалось знать, каноник Чемберс. Китинг согласился считать смерть Лайала несчастным случаем, и дело закрыто. Вы можете вернуться к своим священническим обязанностям. Они, не сомневаюсь, требуют от вас множества сил.

— И это все?

— Да, — твердо ответил министр. — Это все.

Сидни взял плащ и зашагал через Новый двор. Снова начался снег.

Он разозлился из-за того, что им воспользовались как прикрытием в деле, которое он не сумел распутать и не приблизился к истине. Чувство, будто сомневаешься без веры. Сидни сел на церковную скамью в часовне Королевского колледжа как обыкновенный прихожанин, а затем опустился на колени помолиться. Пламя свечей колебалось от ветра, проникающего в узкие просветы в камне. Соборный священник начал службу фразой из Священного Писания: если беззаконник «обращается от беззакония своего, какое делал, и творит суд и правду, — к жизни возвратит душу свою» [3] Иезекииль, 18:27. .

Сидни молился в темноте. Он думал о неизвестном авторе «Облака неведения», пытавшегося описать Бога через то, чем он не является — определить, как верующий, чтобы познать Всевышнего, должен предать забвению все человеческое в себе. Точно так же шпион должен предать забвению верность своей родине. Из этой теологии отрицания.

Сидни вспомнил определение Божественного в «Мистическом богословии» Псевдо-Дионисия Ареопагита: Святая Троица «не тьма и не свет, не заблуждение и не истина; к ней совершенно не применимы ни утверждение, ни отрицание… поскольку выше всякого утверждения совершенная и единая Причина всего и выше всякого отрицания превосходство Ее, как совершенно для всего запредельной».

«Чтобы стать священником лучше, — думал Сидни, — нужно отрешиться от всего мирского. Перестать играть в сыщика. Жить так, чтобы не тревожили ни чувства, ни доводы рассудка, окунуться в облако неведения, чтобы оно когда-нибудь озарилось вспышкой света. Таков парадокс веры: соединение с тьмой во имя обретения света».

Он соединил свой голос с голосами других молящихся:

— Освети нас во тьме, Господи, и по великой милости своей спаси от угроз и кошмаров ночи.

Снег падал на крышу часовни, на архитрав и контрфорсы, на гармоничные скаты, башни и на шляпы, плащи, шарфы и шали святых и грешных горожан, возвращающихся в свои дома на улицах Кембриджа и в соседние деревни. Снег неспешно кружил, словно не собирался прекращаться, покрывая все на свете нежными хлопьями, пока не добрался до могилы Валентайна Лайала, где тихо успокоился.

Стоял теплый летний вечер середины августа, и Сидни пребывал в хорошем настроении. В последнее время его ничто не приводило в смятение, многие прихожане разъехались в отпуск, и у него появилось время на самого себя. Вот такой, наверное, и была жизнь викторианского священника, думал он, выгуливая Диккенса на лугах у реки и направляясь к ближайшему лесочку. Список дел уменьшился до вполне разумного, Сидни мог, не разбрасываясь, сосредотачиваться на одном, и его не отвлекали криминальные расследования. В данный момент ему не требовалось ничего, кроме как благодарить Господа за все ему ниспосланное и наслаждаться обществом своего ласкового лабрадора.