Джеймс Ранси - Сидни Чемберс и кошмары ночи

Сидни колебался. С момента посвящения в духовный сан он свыкся с мыслью о безбрачии и не представлял, что мог бы соединить жизнь с вдовой-немкой или со своей потрясающей подругой, которая сейчас сидела напротив него. Не сомневался, что, даже женившись, будет плохим мужем — не чувствовал в себе способностей сосредоточиться на традиционно мужских сферах повседневной жизни. Мог переводить с древнегреческого Геродота, но не умел водить машину. Выслушивал рассказы прихожан об их самых жутких страхах и утешал в час горести, но не взялся бы починить электрические пробки. Был совершенно безнадежен в денежных вопросах — у него всегда находились более неотложные дела, если требовалось пойти в банк или заплатить по счетам. Нет, постоянно твердил себе Сидни, брак не для него. Он отслужит столько брачных месс, сколько потребуется прихожанам, и, выполняя долг пастырства, соединит сотни пар, но самому ему суждено остаться холостяком.

— Не забывай, Хильдегарда — вдова. Я не уверен, что она готова к замужеству.

— А ты готов к женитьбе?

Сидни представил, что сидит в своем кабинете, а в комнате через коридор Хильдегарда играет на пианино. Даже вообразил стоящего на пороге ребенка — скорее всего, дочь, которая просит, чтобы он починил ей воздушного змея.

— Ты собираешься мне отвечать? — воскликнула Аманда.

Снег лежал плотным покровом на черепичной крыше, башенках и парапетах колледжа Тела Господнего, подчеркивая контраст пятилистных переплетов окон и островерхих мансард Старого двора — самого древнего замкнутого пространства в Кембридже.

Проводив Аманду на поезд, Сидни шел к себе домой и вспоминал, как астроном и математик Иоганн Кеплер заинтересовался маленькими замерзшими кристалликами и даже написал небольшой трактат «Новогодний подарок, или О шестиугольных снежинках». В 1611 году он задался основополагающим вопросом: «Всякий раз, когда начинается снег, он неизменно имеет форму шестиконечной звезды. Но почему не пятиугольной или семиугольной?»

Кеплер сравнивает симметрию снега с сотами, а Сидни однажды слушал проповедь, во время которой чудо снежинки приводилось в качестве примера одновременно простоты и сложности Божьего творения. Стоит возвращаться к этой мысли, подумал он, особенно в такую погоду, как сегодня. Убеждать паству смотреть не только на снежные массы, но, в стремлении обрести Бога, вдаваться в мельчайшие детали.

— Стоп!

Сидни замер.

— Ни с места!

Большой камень сорвался с крыши Нового двора и упал перед ним.

— Боже праведный! — воскликнул надзиратель. — Вас чуть не убило!

Сидни почувствовал, как по телу разливается страх.

— Было близко к тому, — продолжил надзиратель. — С этим снегом, сэр, одна беда. Колледж крошится. Старые здания не выдерживают. Это все из-за воды. Она проникает в камень, замерзает, тает, расширяется, сокращается…

— Да, — кивнул Сидни. — Я в курсе процесса.

— Пойду приведу людей, чтобы все здесь прибрали. А вас, вероятно, кто-то оберегает.

— Наверное, так и есть.

— Как священник, вы, разумеется, пользуетесь особой защитой. Ангелы не хотели бы потерять одного из своих. Вот вам и промах.

— Я бы не назвал себя ангелом, Билл.

— Все лучше, чем дьявол, — подмигнул надзиратель.

Сидни испытывал досаду: ему не нравилось, когда ему подмигивали. Он шел поговорить с директором колледжа и испугался из-за того, что кто-то хотел его убить. Мелькнула безумная мысль: уж не Кит ли Бартлетт? Что же такое творится?

Сидни был полон решимости выяснить это у директора колледжа, но когда встретился с ним, заметил, что тот не способен сосредоточиться на разговоре. Он словно что-то потерял — беспрестанно перекладывал бумаги на письменном столе, заглядывал под стопки книг, сложенных на других столах, стульях и на полу. Даже библиотечная лестница была настолько завалена учеными трудами, что не могла выполнять своих прямых функций — открывать читателю доступ к верхним полкам в кабинете.

— Что-нибудь пропало? — спросил Сидни.

— Странное дело — всего лишь заметки.

— Где-нибудь обнаружатся.

— Я был несколько резок в них, и поэтому не хотелось бы, чтобы бумаги попали в чужие руки. Уже везде пересмотрел.

— Может, взяла секретарь?

— Мисс Мадж знает, что в этой комнате не должна ни к чему прикасаться, — ответил глава колледжа. — Я ее хорошо воспитал.

Как же ему удалось этого добиться? Экономка Сидни, миссис Магуайер, перемещала вещи с места на место, поскольку, по ее мнению, в доме не было ничего важнее ее пылесоса. В результате после каждой большой уборки Сидни не мог ничего найти.

— Очень действует на нервы, — продолжил директор колледжа. — Дело даже не в трагической гибели Лайала и не в исчезновении Бартлетта. Атмосфера неопределенности — вот чего не могу выносить.

— Все мы живем лишь в некоем подобии порядка, — заметил Сидни.

— В подобии? В порядке не может быть никаких иллюзий. Это то, что мы должны поддерживать в нашем учебном заведении. Историю. Преемственность. Превосходное образование.

— И вы полагаете, что события на крыше часовни способны подпортить его репутацию?

— Если мы не объясним, в чем суть происшедшего. Лайал был одним из наших самых известных коллег. Но уже при жизни дал повод для пересудов. Теперь слухи поползут повсюду.

— Намеки на его сексуальную ориентацию?

— Сами знаете, как это бывает. И повода-то особенного не требуется. Найти бы мне мои бумаги.

— Может, их украли?

— Сомневаюсь. Хотя на душе тревожно.

— Кража — это преступление. Вы можете обратиться в полицию.

Глава колледжа перестал перебирать бумаги и посмотрел на Сидни.

— Как успехи у вашего приятеля?

— Инспектора Китинга?

— Вам нечего мне сказать? С вами в последнее время не приключилось ничего необычного?

Сидни встревожился: почему он задал такой вопрос? Предполагает, будто что-то происходит или что он, Сидни, что-то заподозрил? Наверняка знает, что его пытаются запугать, чтобы он бросил расследование.

— Нет, вроде бы ничего, — ответил он.

— Уверены?

Сидни колебался.

— Уверен, — наконец ответил он. Сидни не собирался давать собеседнику преимущество в ситуации, когда не знал, кому можно доверять.

— Вы в курсе, что Рори Монтегю уехал домой?

— В середине семестра? — Сидни решил, что это тоже необычный факт. — Почему?

Сэр Джайлз старался говорить равнодушно:

— Полагаю, перерыв в занятиях будет для него полезен.

— Это ваша идея?

— Всего на несколько дней. Пока здесь все не уляжется.

— Думаете, он приведет нас к Бартлетту?

— Не исключено. Во всяком случае, родители Бартлетта на это надеются, хотя я намекнул, что речь идет о государственной тайне и им нет необходимости понапрасну беспокоиться.