Джеймс Ранси - Сидни Чемберс и кошмары ночи

— Зависит от матери.

— Насколько она плоха?

— Знаете, как говорят: «В ГДР, чтобы лечь в больницу, надо иметь очень крепкое здоровье». — Зять Хильдегарды нахлобучил на голову шляпу. — Слабый умрет.

Туристическое бюро находилось неподалеку от Бранденбургских ворот. Маттиус познакомил Сидни со своим приятелем Карлхайнцем Ренке, который отвечал там за выдачу разрешений на поездку. Ренке предупредил, что процесс будет долгим и он не гарантирует успех. Из рук в руки перешли деньги: десять немецких марок только за визу и еще по двадцать пять принудили поменять на каждый день. Сидни встревожился, что ему не хватит наличности.

Сначала следовало получить въездную визу от советской военной администрации в Германии. Их было четыре вида. Сидни должен был сообщить точные даты и время поездки. Но разрешений на въезд и выезд оказалось недостаточно — требовалась еще транзитная виза, определяющая маршрут поездки, которую он должен был совершить в максимально короткое время. Далее осуществлялась регистрация в народной полиции, и в паспорт вклеивалась соответствующая марка. Туда же заносились названия посещаемых городов и областей и срок окончания действия разрешения.

Сидни удивлялся, насколько мучительна эта бюрократическая волокита, и не мог представить, кому пришло в голову устанавливать подобные порядки. Они основывались на методах слежки и тотального контроля. Власти желали знать, где приезжий находится каждый конкретный день. Он не имел права изменить планы и совершить неожиданный поступок.

Пока Ренке занимался бумагами, Сидни смотрел в дверь, как восточные полицейские проверяли направлявшиеся на запад машины. Людям, уезжавшим из республики — Republikfluchen, как объяснил ему Маттиус, — не доверяли. Мужчин допрашивали, посылки отбирали, машины разворачивали обратно. Сидни усмехнулся: в восемнадцатом веке под властью курфюрста Берлин привлекал своей терпимостью к иностранцам. Он являлся оплотом свободы. А теперь стражи границ делали все, чтобы это место не понравилось приезжим. Восточные немцы так рвались оттуда, что Сидни невольно задался вопросом: зачем он едет туда?

Через три дня он был на станции «Зоологический сад», где останавливался следующий в Лейпциг поезд. Дело было к вечеру. Все четыре платформы заполнили люди, и Сидни, чтобы пробиться к вагону, пришлось поработать локтями. Несколько восточногерманских солдат успели хорошо выпить, молодые матери в цветастых кофточках держали за руки скучающих детей, а отцы мрачно смотрели перед собой. Группа девушек в спортивной одежде направлялась на соревнование в Мюнхен. Дружно пели пионеры в белых рубашках и синих галстуках, тощие, голодные на вид бизнесмены в дешевых деловых костюмах искали свои места.

Сидни сел в поезд и стал переходить из вагона в вагон к своему месту. Он надеялся, что там будет не так шумно — хотел почитать роман Грэма Грина «Человеческий фактор».

Проходя мимо семейств и стоявших в тамбурах мужчин, он размышлял, как поступит, если его место окажется занятым. Он и так исчерпал все свои знания немецкого. Нищий попросил денег, и Сидни почувствовал себя виноватым, что не дал. С чемоданом в одной руке и с портфелем в другой он остановился, чтобы узнать номер вагона. И вдруг заметил мужчину, в котором узнал студента из Кембриджа Рори Монтегю. Рядом с ним сидел другой человек, видимо, его деловой партнер. Когда Сидни постучал в дверь купе и сдвинул дверь, оба удивленно подняли голову.

— Мистер Монтегю! Какая неожиданная встреча! Вот уж не ожидал вас здесь увидеть.

— Извините, — ответил по-немецки мужчина. — Я не говорю по-английски и не понял, что вы сказали.

Сидни не сомневался, что перед ним был Монтегю — та же родинка на левой щеке.

— Но я же знаю, что вы говорите по-английски. Вы Рори Монтегю.

— Я Дитер Хирш, — произнес мужчина по-немецки. — А это мой коллега Ганс Фарбер.

Сидни продолжил на ломаном немецком:

— Я вас знаю по Кембриджу. Вы ученик Валентайна Лайала, который упал с крыши Королевского колледжа.

— Ошибаетесь, — покачал головой мужчина и спросил: — Это ваш вагон?

— Нет, не мой, — ответил священник.

— Тогда пойдите поищите свое место. Сегодня поезд переполнен.

Сидни был озадачен. Может, все его давнишние подозрения оказались правильными? Монтегю шпион, вот только на чьей стороне?

В его купе разместилось семейство из пяти человек. На его месте у окна сидела белокурая девчушка с косичками. Сидни не стал ее сгонять и устроился в середине скамьи, прижатый к дородной женщине с бумажным пакетом с яблоками. Женщина чуть подвинулась, а девочка в ответ на любезность Сидни вдруг заявила, что не хочет сидеть рядом с иностранцем.

— Не говори глупостей! — оборвала ее мать и извинилась перед Сидни.

— Все в порядке, — кивнул тот.

— Вы американец?

— Нет, англичанин.

Дородная женщина предложила Сидни яблоко.

— Ну, хоть не русский. Вот вам за это.

Сидящий напротив студент оторвался от книги:

— Осторожнее, бабушка.

Поезд выезжал из Берлина, а солнце еще стояло высоко. Двое мальчишек возились с пластмассовыми игрушками, воображая себя космонавтами, исследующими мир, в котором давно нет денег. В окне промелькнул отряд солдат, маршировавших на фоне плакатов: советские рабочие с инструментами в руках выражали солидарность своим восточногерманским товарищам. Транспаранты висели на разбомбленных зданиях, а люди под ними шли так, словно боялись привлекать к себе внимание.

Поезд миновал Вилмерсдорф и Зелендорф и направлялся к Потсдаму. Под откосом валялись ржавые, разбитые, со следами пуль вагоны. Крестьяне обрабатывали поля, а вдали Сидни с радостью увидел в маленьких деревнях верхушки нескольких церковных колоколен. Когда показались предместья Виттенберга, Сидни подумал о Мартине Лютере, в знак протеста вывесившем на дверях Замковой церкви свои девяносто пять тезисов о покаянии и индульгенциях. Теперь происходила другая, насильственная революция, обещающая пролетарский рай на земле. Вот только изувеченный шрамами пейзаж никак не напоминал рай.

Поезд приближался к промышленному сердцу ГДР, и Сидни почувствовал запах выбросов заводов и фабрик. Состав миновал заводы Биттерфельда, затем Хольцвассиг. Женщина с яблоками спала с открытым ртом. Сидни не понимал, зачем она нацепила пальто. Не мог представить, чтобы мать Хильдегарды походила на нее. Девочка с косичками сказала, что ее тошнит.

Поезд остановился. С улицы в окна стучали и махали руками товарищам солдаты. По коридору быстро прошел взволнованный поездной охранник. Сидни заметил снаружи знак: «Аllе Fahrzeuge Halt!» [12] Всем транспортным средствам остановиться! (нем.) Солнце сильно припекало. Листья на ветвях пожухли. В открытом грузовике возвращались домой после трудового дня в полях рабочие. Водитель посигналил, солдаты ответили свистом. В купе даже с открытым окном стало нестерпимо душно.