Джеймс Ранси - Сидни Чемберс и кошмары ночи

— Сигарету? — предложил Лотар Фешнер.

Он произнес это слово таким образом, что Сидни засомневался, на каком языке его собираются допрашивать — на английском или на немецком. Ответил он на всякий случай по-немецки, решив, что может склонить немца в свою пользу:

— Не курю.

— Я тоже.

Последовала долгая пауза. Фешнер никуда не спешил и рассматривал бумаги на столе с видом врача, собирающегося объявить пациенту смертельный диагноз.

— Хотите разглядеть, не дрожат ли у меня руки? — произнес Сидни.

Немец как будто не услышал его.

— Откуда вы знаете Дитера Хирша?

— Такого не знаю.

— Неправильное начало, каноник Чемберс. Было замечено, что вы разговаривали с этим человеком и получили от него пакет. Девочка с косичками видела.

— Я не знал этого человека как Дитера Хирша.

— Вы приняли его за кого-то другого?

— Да.

— Англичанина?

Сидни пришлось решать, как далеко заходить в откровенности.

— Я подумал, что он мой коллега.

— Священник?

— Нет. Из Кембриджского университета, членом которого я являюсь. Слышали о таком?

Фешнер помолчал — казалось, в его распоряжении была вечность и он собирается держать здесь англичанина столько, сколько пожелает.

— Вообразили, будто упоминание об университете вам поможет?

— Нет, подумал, что вам это будет интересно.

— Кембридж — место, где детки привилегированных папаш устанавливают контакты и находят себе должности в компаниях, которыми заправляют папаши их друзей.

— Вся суть в достоинствах. Это единственный критерий элиты.

— Я бы не стал определять элитность подобным образом.

— Возможность, открытая каждому.

— Каждому, кто пользуется благами от рождения.

— Согласен, что некоторые пользуются на старте преимуществом.

— Например, Дитер Хирш?

— Наверное.

Фешнер повернулся и посмотрел в окно. Часы пробили десять.

— Зачем он дал вам конверт? — спросил Фешнер.

— Полагаю, хотел от него избавиться.

— В таком случае почему просто не выбросил его?

— Не знаю.

Фешнер изменил тактику и начал задавать вопросы быстро, один за другим:

— Как вы считаете, что он хотел, чтобы вы сделали с этим конвертом?

— Вероятно, чтобы я отвез его в Кембридж.

— Вы знаете, что внутри?

— Понятия не имею.

— Сами как оказались в поезде?

— Я уже объяснял: ехал к приятельнице в Лейпциг.

— Какой приятельнице?

— Миссис Хильдегарде Стантон.

— Она англичанка?

— Ее девичья фамилия Лебер. Хильдегарда Лебер. Ее отец сражался в рядах Сопротивления в Лейпциге против фашистов.

— Он был коммунистом?

— Ганс Лебер? Расстрелян перед ратушей.

— Она его дочь?

Сидни начал терять терпение:

— Да.

— Вы утверждаете, что он герой Лейпцига?

— Нет, не утверждаю.

— Мы вызовем его дочь и убедимся, верно ли, что она ваша приятельница, как вы заявляете.

— Ей будет затруднительно прибыть. Ее мать очень сильно больна.

Лотар Фешнер улыбнулся:

— Вот уж об этом, каноник Чемберс, вам не следует беспокоиться. Если мы просим кого-нибудь прибыть, к нам непременно прибывают. А пока воспользуемся временем и поговорим с вами.

— Не уверен, что у нас есть общие темы для беседы.

— О, мы будем рады услышать все, что вы захотите нам сказать. Например, поведайте о своих познаниях в химии.

— У меня их нет.

— Вы бывали в Пьесерице?

— Ни разу не слышал о таком месте.

— В таком случае как вы объясните, что в вашем портфеле обнаружена фотография химического завода в Пьесерице?

— В моем портфеле?

— В конверте. Вам сообщили о заговоре с целью уничтожения этого завода?

— Ничего о нем не знал.

— Зато знал Дитер Хирш.

Лотар Фешнер помолчал. У него был скучающий вид, и он не торопился продолжать разговор. Наконец не выдержал Сидни:

— Что с ним случилось?

— Встревожились из-за человека, который, по вашему собственному утверждению, вашим приятелем не был?

— Он умер?

— Конечно. — Фешнер встал, посмотрел в окно, обошел вокруг стола, сел и вдруг улыбнулся.

Сидни не понимал, чего от него хочет этот человек.

— Что он делал в Восточной Германии?

— Вы у меня спрашиваете, каноник Чемберс? Я думал, у вас имеется ответ.

— Ничего о нем не знаю.

— Тогда позвольте вам помочь. — Фешнер выложил на стол карту. — Мы перехватили шпионское донесение, передачу по тайным каналам. Сообщение было закодировано, но его сумели прочитать. В нем речь о дате и времени запланированного взрыва. Вы знаете, когда он может быть?

— Разумеется, нет.

— Взрыв намечен на сегодняшний вечер. На одиннадцать часов. Вот почему господин Хирш ехал в том же поезде, что и вы.

— Вы думаете, он планировал что-то взорвать?

— Я не думаю, а знаю.

— Что же именно?

— Не догадываетесь?

— Нет. — Сидни все больше злился.

— Химический завод в Пьесерице. Его фотография обнаружена в вашем портфеле.

— Я тогда не знал этого.

— Зато знаете теперь.

— Что же будет дальше?

— На заводе военные, они ведут поиск. Мы ждем. Если ничего не найдется, вам повезет, госпожа Стантон начнет вас разыскивать, то мы, пожалуй, отправим вас обратно в Британию. Но на это уйдет много времени. Надеюсь, вам здесь удобно?

— Не совсем.

— Если вам не нравится тут, можем подыскать другое место. Но, боюсь, оно окажется еще менее приятным.

— Когда все прояснится?

— Будем ждать результатов работы военных в Пьесерице. Но если они что-нибудь обнаружат, это будет очень плохо для вас.

— В каком смысле?

— Неужели я должен объяснять? Давайте подождем. И не беспокойтесь: чтобы вы не скучали, я приготовил несколько умственных упражнений. Вы из Кембриджа и должны оценить вызов.

— Какой вызов?

— Хочу выяснить уровень умственного развития человека из Кембриджа.

— Как?

— Разумеется, подвергнув экзамену. Вы с вашими способностями не найдете его трудным. Заодно хорошо проведете время. Уверен, вам понравится. — Фешнер улыбнулся.

Сидни препроводили обратно в камеру, дали карандаш и пачку бумаги. С ним постоянно находился надзиратель, даже когда он пытался отдохнуть и уснуть. Горела ничем не защищенная электрическая лампа.

— У нас для вас два экзамена, — объявил позднее Лотар Фешнер. — Отвечайте как можно старательнее. Верные ответы будут поощряться пристойной едой. Но если провалитесь, станете получать ровно столько, чтобы не умереть с голоду. Ваша пригодность по умственным способностям нас мало волнует. Если вы не выдержите экзамена, какой смысл за вами ухаживать?

— А человеческая порядочность?

— Боюсь, нас не очень трогают английские манеры. Но мы разрешим вам выполнять задания на родном языке. Первый тест по химии.

— Но я профан в этой области.