Джеймс Ранси - Сидни Чемберс и кошмары ночи

— До свидания, Аманда, благослови тебя Господь!

Дверца хлопнула. Сидни ждал, пока машина не скрылась в темноте. Он посмотрел на луну и не сразу понял, что плачет.

Сидни три года не был в Берлине. Восстановительные работы в британском секторе шли полным ходом, а на Курфюрстендамм и вокруг вокзала «Зоологический сад» с такой скоростью, что эта часть города приобрела футуристический вид. Он еще помнил разговор с братом Хильдегарды Маттиусом — тот был журналистом и описывал жизнь берлинцев сразу после войны: люди босиком разбирали завалы, собирали на дрова любые деревяшки, рылись в подвалах в поисках еды, отрывали пуговицы с одежды мертвых. Это был совершенно иной мир — мир побежденных. Но теперь город стирал недавнюю историю, и из руин поднимались здания из стекла, стали и бетона.

Сидни остановился у Хамфри Тарнбулла, викария церкви Святого Георгия в британском секторе, и предвкушал две недели, которые проведет с Хильдегардой. Приход находился на Варнен-Вег в районе Шарлоттенбург в десяти минутах ходьбы от Клуба британских офицеров и магазина военно-торговой службы Великобритании. Сидни понимал, что Хамфри, как всегда, в обмен на бесплатный кров переложит на него кое-какие дела, чтобы самому несколько дней отдохнуть. Предстояли также чаепития, коктейли и официальные обеды. Комендант британского сектора Рон Делакомб и его адъютант Тристрам Хейверс прокатят его по городу в «Мерседесе». И в результате Сидни опасался, что не сможет провести с Хильдегардой столько времени, сколько хотелось бы.

Он планировал, устроившись, распаковав вещи и переночевав, на следующее утро отправиться за Хильдегардой в ее многоквартирный дом, чтобы потом вместе пройтись по магазинам на Курфюрстендамм, пообедать в универмаге, прогуляться в парке Тиргартен. А на ужин Хильдегарда приготовит что-нибудь простое — гороховый суп или сельдь с запеченным картофелем.

Он был немало озадачен, когда, позвонив в дверь, обнаружил, что дома никого нет. Стал думать, не перепутал ли день, но не сомневался, что они договорились именно на 29 июля. Дату было легко запомнить — день рождения его матери. На случай, если неисправен звонок, Сидни постучал. Мимо прошла пожилая дама, пробежала немецкая овчарка. Девочка играла в пристенок теннисным мячом. Он прервал ее тренировку и спросил, не знает ли она Хильдегарду или Бауманнов — ее сестру и зятя. Девочка не знала.

Было одиннадцать утра, и у него не оставалось выбора, как только ждать. Сидни перешел улицу и сел за столик в ближайшем кафе. Наверное, сюда планировала сводить его Хильдегарда. На мгновение блеснула надежда, что они договорились встретиться здесь, а не у нее в квартире. Сидни смотрел на ее дом и медленно пил кофе.

Вспыхнуло минутное раздражение: стоило ли проделывать весь этот путь, чтобы оказаться у закрытой двери? Какие у Хильдегарды более важные дела, чем встреча с ним? Может, он у нее не на первом месте, как привык думать?

Нет, не в ее характере забывать об их встречах или назначать на это время какие-то другие, более важные дела. Сидни начал беспокоиться. Уж не заболела ли она? Он никогда не спрашивал Хильдегарду о ее здоровье, считая, что у тридцатилетней женщины со здоровьем нет проблем. Но теперь встревожился. А вдруг у нее больное сердце, о чем она никогда не рассказывала? Или ее сбила машина? Или на Хильдегарду напали? Улицы Берлина хорошо охранялись, но это не исключало несчастного случая или даже убийства.

Сидя в кафе, он терзался — как будет жить без нее? Хотел проводить с ней больше времени. И от того, что Хильдегарда куда-то пропала, острее почувствовал, как она ему нужна. Может, у нее есть мужчина, о котором Хильдегарда ничего не говорила? Или она замужем и, подобно Энтони Картрайту, ведет двойную жизнь?

Хорошо ли он, Сидни, знает ее? Он понимал: очень важно, чтобы женщина сохраняла налет тайны. И пара — если только можно назвать их парой — продолжала что-то открывать друг в друге. Сидни сознавал: чтобы изменить и углубить отношения, требуется время, но продолжал сомневаться. Может, их связывает только дружба? Пусть по-своему крепкая, но это все-таки не любовная страсть. Может, нужно было объясниться с ней раньше и более откровенно?

Сидни смотрел из окна кафе на проходящих мимо людей: бизнесменов в облегающих костюмах с узкими лацканами и «дипломатами» в американском стиле. На женщин в платках, ведущих в Тиргартен непослушных детей, на бригаду дорожных рабочих в одинаковых комбинезонах, остановившихся передохнуть и покурить. На какое-то время все загородил проезжавший по улице танк. Сидни скучал по Хильдегарде и теперь беспокоился, что сделал что-то не то. Вспомнил, как в прошлый раз сидел в этом кафе, и сестра Хильдегарды пришла с альбомом и рисовала людей у стойки и в зале. Сказала, что хочет стать кем-то вроде Генриха Цилле, немецкого Диккенса, пытавшегося в своих рисунках передать душу города и горожан, их сердце и душу.

Сидни расплатился, вышел из кафе и вернулся к дому. Девочка закончила упражнения с мячом, овчарка спала в тени, а на звонок по-прежнему никто не отвечал. Наступил полдень. Сидни понимал, что пора сесть в трамвай, возвращаться в приход и спросить Хамфри Тарнбулла, не собирается ли тот ему что-нибудь поручить. Он решал, надо ли ему рассказывать, что с ним приключилось. Не посмеется ли Хамфри над ним?

Сидни уже подходил к остановке трамвая, когда его окликнули. Обернувшись, он увидел, что за ним бежит взмокший Маттиус Бауман. Костюм в беспорядке, галстук на стороне. В руке поношенная фетровая шляпа и измятый номер газеты «Дертагессшпигель».

— Вы приходили к нам? Извините. Хильдегарда беспокоилась. А я опоздал. Пожалуйста, простите.

— Что случилось? — спросил Сидни. — С ней все в порядке?

— Да. Но с матерью плохо.

— Где она?

— В Лейпциге. Фрау Лебер упасть на улице. Очень жарко. В такая жара шла в пальто. Она всегда носить пальто. И ее разбило. Не уверен, что знаю, как это по-вашему — schlaganfall. Удар? Обе сестры спешить к ней. А я здесь, чтобы сообщить вам.

— Мне ехать к ним?

— Хильдегарда просила, если вы можете. Вам надо разрешение и виза. Она просила вам помочь. Нам нужно ехать в туристическое агентство.

— Сейчас?

— Сегодня после обеда. Документы у вас все есть?

— Да.

— Надо иметь все. Там любят бумаги. И марки.

— Марки я с собой не привез.

— Не те. Которые вклеиваются в паспорта. Вы бывали в ГДР?

— Не имел удовольствия.

— Удовольствия там нет. В Восточном Берлине нормально, есть театры, очень даже хорошие, много пива и несогласных с властью. Хильдегарда вам покажет. А остальная страна, как Россия.

— Как долго Хильдегарда и Труди собираются там пробыть?