Марина Серова - Театр начинается с выстрела

— Как бы поздно не было, — обеспокоенно сказала я. — Лучше мы, наверное, МЧС вызовем, чтобы они дверь вскрыли.

— Я вам сейчас вызову! — раздался грозный голос, и из открывшейся соседской двери на площадку вышел пожилой мужчина в тренировочных штанах и старой футболке. — Еще чего придумали! У меня есть ключи.

— Вот и замечательно! — обрадовалась я. — Вы зайдите, пожалуйста, и посмотрите, а мы на площадке подождем. Если с ней все в порядке и она, например, напилась с горя, то вы просто дверь запрете, и все. А если с ней что-то случилось, тогда «Скорую» вызывать придется. Помогите нам, пожалуйста, — умоляющим голосом произнесла я. — Мы за нее очень волнуемся!

— Значит, так! — начальственным тоном начал он. — Если девушка дома, то дверь закрыта на защелку, если ее нет — то только на замки. Я открываю оба замка, и, если она останется закрытой, значит, девушка дома и резать придется только защелку, а замки останутся целыми. Если же дверь откроется, то в доме никого нет. А то вам бы все только крушить и ломать!

— Как вы хорошо все продумали! — восхитилась я.

Мужчина самодовольно усмехнулся, вставил первый ключ в замочную скважину, начал поворачивать, а замок оказался открытым. Та же история повторилась и со вторым замком.

— Значит, на одну защелку и закрыла, — авторитетно заявил сосед и, машинально повернув ручку двери, потянул ее на себя. И вдруг дверь открылась!

— Что ж вы сами-то не проверили, заперта дверь или нет? — растерянно спросил он.

— Да нам это и в голову не пришло, — не менее растерянно ответила я.

Надеюсь, у меня это натурально получилось — после того, как Воронцов был до полусмерти избит, браться за ручку двери квартиры, в которой в аналогичном состоянии может находиться Лукьянова, было бы верхом глупости.

— Зайдите, посмотрите, как там Даша, — попросила я. — Вы все-таки сосед, хозяева вам доверяют, ключи вот оставили, а мы им люди совсем чужие, мы вас здесь подождем.

Сосед поколебался, но пошел, причем медленно и очень осторожно. Он заглянул в комнату, в ванную, в туалет, дошел и до кухни. Едва ступив туда, он замер на месте и издал какой-то непонятный бульк. «Все ясно, — поняла я. — И до Лукьяновой добрались!» Скинув кроссовки, я в носочках прошла к кухне и заглянула через плечо мужчины. То, что Дарья мертва, мне было понятно с первого же взгляда — насмотрелась, знаете ли. На столе стояли два неразобранных пакета с покупками, она сама лежала на полу, а рядом валялся стул, из тех, из старых, у которых на спинке по бокам два выступа как продолжение верхней части ножек. На первый взгляд все выглядело как несчастный случай. Если бы я могла перевернуть тело Лукьяновой и осмотреть его, сказала бы точнее, но возможности такой у меня не было.

Сосед был так шокирован увиденным, что впал в ступор и не слышал, как я подходила. Метнувшись к двери, я схватила кроссовки — потом обуюсь, не до них сейчас — и махнула обалдело глядевшим на меня Валерию с Верой. Не знаю уж, поняли они меня или нет, но покорно ссыпались по лестнице вниз вслед за мной. Мы кузнечиками попрыгали в машину, я сорвалась с места и затормозила квартала через два. Надев наконец кроссовки, я повернулась к так ничего и не понявшей парочке и объяснила:

— Дарья мертва.

— А почему мы сбежали? — удивленно спросила Вера. — Мы же свидетели.

— Чего? — заинтересованно спросила я. — Что мы видели или слышали?

Они переглянулись, и до них дошло, что ничегошеньки они не видели, не слышали и не знают.

— Вот именно! — выразительно сказала я. — А теперь представьте себе, что мы с вами там остались. Приезжает полиция, и нас начинают опрашивать, а это быстро не бывает, копаются в мельчайших подробностях жизни Лукьяновой и наших с ней отношений. Выясняют, кто ее друзья, а кто враги и так далее. Потом требуют от нас алиби на момент смерти Дарьи. И эта канитель затянется на полночи, а кое-кому — это я о тебе, Валерий, — завтра на занятия. А некоторым творческим особам — в театр.

— В театре завтра выходной, — поправила меня Вера.

— Все равно! — отмахнулась я. — А у меня еще столько дел, что голова кругом идет. К тому же я устала как собака, и мне неохота торчать в полиции, тем более что я им ничего сказать не могу — я с Дарьей даже не разговаривала ни разу. Сейчас я вас отвезу, потом на ощупь поем и завалюсь спать.

— Не надо! Мы сами доберемся, — отказался Валерий. — Метро же еще открыто.

— Не ищи приключений, — поморщилась я. — Ночное метро — не самое безопасное место в Москве. Самбо, конечно, хорошо, но от «травмата» или, что еще хуже, настоящего пистолета не защитит.

— Вы так устали, что на вас смотреть больно, — поддержала парня Вера. — Езжайте отдыхать. Ничего с нами не случится.

— Что за дети! — вздохнула я, словно была древней старухой, и протянула им деньги. — Это вам на такси. И не вздумайте отказываться или обмануть меня — взять деньги и поехать на метро. Я вас в ночь из дома вытащила, значит, отвечаю за вас и должна быть уверена, что вы вернетесь домой целыми и невредимыми.

Поколебавшись, Валерий деньги все-таки взял. Я высадила их возле станции метро, где была стоянка такси, и позвонила Ковалевой:

— Где вы, Александра Федоровна?

— Я-то у Анечки, а вот где тебя черти носят? — сквалыжным тоном спросила она.

— Уже еду!

— Тогда я ставлю котлеты и картошку жарить, как раз к твоему приезду готовы будут.

И действительно, когда она открыла мне дверь, в нос ударил чарующий аромат нормальной человеческой пищи — я чуть слюной не захлебнулась. Да и порядок в доме Александра Федоровна навела, а не только осколки и черепки вымела, словом, квартира снова приобрела жилой вид. Упав в кухне на стул и оглядев стол, я чуть не застонала от предвкушения неземного блаженства, потому что хотела не просто есть, а жрать! Ковалева сидела, пригорюнившись, напротив меня и чуть ли не со слезой во взоре наблюдала за тем, с какой скоростью опустошается тарелка. Несмотря на то что она щедрой рукой наложила мне явно лишку, я смела все! Правильно говорят: «Мужик ест, пока наестся, баба ест, пока все». Расплывшись по стулу, я осоловело смотрела на большую чашку крепкого сладкого чая с плавающим на поверхности кружочком лимона и ждала, пока в моем желудке появится для него место.

— Новости какие-нибудь есть? — спросила меня Ковалева и этим вернула в относительно вменяемое состояние.

— Хороших нет, — безрадостно вздохнула я и сообщила ей подробности.

— Прости меня, господи, но что-то я особой скорби по Воронцову и Лукьяновой не чувствую, — честно призналась Александра Федоровна. — Да и Борьке по маковке совершенно заслуженно настучат. Он после того, как ты уехала, чуть в истерике не бился, а потом нажрался как свинья и его домой отвезли.