Ольга Ракитина - Маятник

Александр Францевич Сакс сохранил полное самообладание. В его голосе не было слышно ни разочарования, ни сожаления, ни смущения.

Миронович же, облачившись в свой костюм, обрёл присущую ему уверенность. Никогда ранее ему не доводилось быть в подобной весьма унизительной роли — сидеть голым, пусть даже за ширмой! — в комнате, полной другими, одетыми, людьми, подвергаться унизительной процедуре осмотра, отдавать незнакомому мужчине свои исподние штрипки, ожидая каких-то комментариев и разоблачений. Отвратительное состояние, полное стыда и дискомфорта. Внешне Миронович старался ничем не выдать своих переживаний, но внутри он весь клокотал от гнева и нервы его натянулись, как готовые лопнуть струны.

— Ну, что, господин судебный следователь, — с невеселой усмешкой спросил Миронович своего мучителя, — Вам помогли Ваши пинкертоновские изыскания? Вы нашли, что искали?

Сакс посмотрел на него в упор, откровенно неприязненно, даже не пытаясь придать взгляду приличествующую дозу вежливости:

— Ещё не вечер, господин Миронович! Если что было — найдем, не сомневайтесь. Дайте срок.

Он сказал это до такой степени враждебно, что сердце Мироновича ёкнуло. Однако, не подавая вида, он снова улыбнулся:

— Ну-ну, Бог, как говорится, в помощь. Да только вы не там ищите.

— В самом деле? А где же, по-вашему, нам надо искать? Может научите? — не без ехидства и с показной заинтересованностью спросил Сакс.

— Уж кабы я был судебным следователем, так исподние штрипки человека с железным алиби не осматривал бы… С соседей надо начинать, с дворников, искать свидетелей… Концы сводить: почему воск на полу? Кто принёс свечу и жёг её в прихожей? Ведь все мои свечи на месте! И я вам про то сказал, и внимание ваше на деталь эту обратил! А почему мебель переставлена? Ведь накануне она стояла иначе. А вы… Что это за пятнышко крови на кальсонах, а-а?! Тьфу, стыдоба, противно смотреть, взрослые люди, казалось бы, а чем занимаетесь…

— Вот-вот, — Сакс с усмешкой переглянулся с полицейским приставом, — Спасибо вам за ценный и добрый совет. Я вам очень скоро всё объясню: и про воск, и про переставленную мебель. Дайте только срок. А что касается Вас, то чтоб из города ни ногой, господин Миронович. Иначе статья 419 Устава уголовного судопроизводства применена будет немедленно! Сразу же отправитесь в тюремный замок и не говорите потом, что я вас не предупреждал!

После доклада следователю о результатах опроса Семёна Константинова, сыскной агент Викентий Черняк вернулся на Невский проспект и весь остаток дня занимался обходом квартир дома № 57.

Подходили к концу вторые сутки с момента гибели Сарры Беккер. Хотя ещё рано было говорить о выдвижении конкретных обвинений в адрес Мироновича, тем не менее, следствие уже существенно продвинулось в понимании той обстановки, что окружала погибшую девочку в последние дни и недели её жизни. Как оказалось, не все жильцы большого дома знали Сарру Беккер, но даже те, кто не был с ней знаком, отвечали на вопросы полиции с готовностью — весть об убийстве ребенка разнеслась по округе мгновенно и никого не оставила равнодушным.

Следовало признать, что сведения, полученные от жильцов дома касательно взаимоотношений Мироновича с Саррой, оказались противоречивы. Так, ремесленница Потапова, женщина солидного возраста и столь же солидной комплекции, жившая «окна в окна» с кассой ссуд, рассказала, что ей нередко приходилось наблюдать (в основном через окно, которое она в летнее время чаще всего держала открытым), как хозяин ссудной кассы ласкал девочку. По словам свидетельницы Миронович то гладил Сарру по голове, то обнимал за плечи. А уж как в шарабан свой подсаживал, так по её словам, «то была целая картинка!» И хотя никаких прямо развратных действий в отношении девочки Потапова не видела, сделанный ею вывод был однозначен: «Я, молодой человек, не вчера родилась, уж вы мне поверьте. А только он на нее облизывался, как кот на сметану!»

Однако другой сосед, живший за стенкой кассы ссуд, по соседней лестнице, старичок-краснодеревщик Лопатников, рассказывал нечто совсем иное. Он частенько общался с Мироновичем, который приглашал мастера то шкатулку лаковую починить, то проконсультировать о какой-нибудь вещице по своему профилю. Благодаря этому краснодеревщик имел возможность наблюдать общение Мироновича и Сарры Беккер в естественной обстановке. Лопатников рассказал, что Иван Иванович относился к Сарре действительно ласково, но по-отечески и абсолютно нормально. «Да как иначе-то? Ведь она была его правой рукой, первой помощницей по кассе. Смышленая, исполнительная. Она помогала ему ковать деньги. Не надо делать Ивана Ивановича глупее, чем он есть. У него касса — золотое дно! — работай тихо, не гневи Бога. Мироновичу только скандала с евреями не хватало. Справных женщин в округе полно, зачем ему ребенок-то? Не поверю никогда, что он чегой-то этакого от Сарры добивался».

По той же лестнице, где располагалась касса ссуд только этажом выше, жил старший приказчик магазина скобяных товаров Игнат Ипатов. Он был как раз из тех немногих жильцов, которые не были знакомы с Саррой Беккер. Ипатов только неделю назад въехал в эту квартиру и не успел свести знакомство со всеми обитателями дома № 57 и двора-колодца. Это был внушительного вида мужчина с окладистой черной бородой, широкий в кости; глаза его смотрели неулыбчиво, а в голосе проскальзывали повелительные интонации. По всему было видно, что это человек основательный, строгий, ответственный за большое и дорогое хозяйство. Подчиненные Игната ходили, наверное, все по струнке и говорили только шёпотом. «Наверное, его любимое выражение — «у меня не забалуешь!» — решил про себя Черняк на второй минуте общения с Ипатовым.

Свидетель дал довольно любопытные показания, которые сводились к тому, что вечером 27 августа он видел на лестнице девочку, по-видимому, Сарру Беккер, да притом и не одну.

— Я возвращался из бани домой, было уже поздно, часов около 11 вечера, — рассказал Ипатов, — Поднимаюсь по лестнице, вижу — сидят прямо на ступеньках две женщины еврейского вида, только одна молоденькая совсем, девочка, а вторая постарше, но тоже молодая. Ну, я и прошел выше, к себе. А дома спохватился, что остался без папирос, и спустился вниз, в мелочную лавку. Опять, значит, прошел мимо этой парочки. Купил папиросы, через 5 минут поднимаюсь, гляжу — опять сидят. Ну, тут я и не выдержал, говорю — нечего тут сидеть на проходе, шли бы вы куда — нибудь в другое место сидеть. Замечание, значит, сделал. А девчонка мне ответила так непочтительно, знаете ли, с раздражением: «А вам что за дело, где я сижу, я вам отчётом не обязана». Я ей спокойно, без сканадала отвечаю: «Я не требую от вас отчета, да только вы не на месте сидите, на дороге, мешаете ходить, и потом, я не знаю, кто вы такие». Как вы считаете, господин сыскной агент, я здраво рассудил?