Алексей Ракитин - Скопец

Прекрасно понимая, что шкалик водки для такого богатыря, как Кузьма, будет, что слону дробина, Шумилов сразу заказал полштофа [7] Стандартная ёмкость графина, равная примерно 600 современным граммам — прим. А. Ракитина. . Из закуски выбрали квашёной капустки и кружок кровяной колбасы, от рыбки, по доброму совету многоопытного Кузьмы, решили отказаться.

Алексей начал рассказывать дворнику свою легенду:

— Я задолжал папаше этой самой Анастасии изрядную сумму денег. Деньжатки брал под вексель, что не шутка. Подходит срок платить, а платить мне, понимаешь ли, нечем. Ну, сложилось так! Всяко ведь в жизни бывает, правда?

— Ну да, бывает, — согласился Кузьма, опрокидывая в глотку первую чекушку.

— В долговую яму, сам понимаешь, садиться неохота. Вот я и спросил папашку, Владимира Базарова, значит, а нельзя ли нам как-то столковаться. Он говорит — прощу долг, коли женишься на моей дочери. Дескать, не пожалеешь — она добронравна и красавица…

Тут дворник зашёлся смехом, заржал буквально, словно конь на купании.

— Да уж, это точно: и добронравна, и красавица, — выдавил он саркастически, когда первый приступ смеха прошёл.

Теперь Шумилов окончательно убедился в том, что с этой женщиной какой-то непорядок, и мысленно порадовался тому, что так удачно увлёк дворника в распивочную.

— Но… женитьба — дело-то сурьезное. И замуж так дочку не отдают, ведь верно? — продолжал он, однако, словно ничего не заметил. — Это ж на всю жизнь. Вот мне и хотелось бы разузнать — что да как… Что б голову, значит, в петлю не совать!

— А кличут-то тебя как, добрый человек? — полюбопытствовал дворник, разливая ещё водки.

— Шумилов я, Алексей.

— Лёшка, значит, — дворник вздохнул и приподнял стопку, давая понять, что желает чокнуться, — Расстрою я тебя, конечно, но ты держись, не позволяй козлу старому Володьке Базарову тебя как бычка на верёвочке водить! Давай, за тебя, что ли?

После этого странного тоста, они стукнулись посудой и выпили. Водка оказалась скверного качества, настоящей сивухой, вкус её обещал тяжёлый алкогольный угар и мучительное похмелье.

— Вот же гадость, — вздохнул Шумилов, — Поганая водка!

— Не-е-е, эта ещё ничего, — ухмыльнулся Кузьма, — она даже горит! Бывает хужее. А что касаемо Анастасии… не в себе она. Дурочка одним словом, полоумная.

— Мать его..! — только и выдохнул Шумилов. — Вот, значит, оно что!

— В том-то и дело, — продолжил Кузьма. — Сама такая здоровая кобылица — дородная, сисястая, да умом — малолетний ребёнок! И ладно бы просто ребёнок, а то ведь, прямо зараза какая-то: злобная, гневливая, ужас! Если что-то не по ней, может схватить сковородку чугунную, али табурет, и беда, коли не увернёшься! Да-а, вот так-то. Жинка моя лестницу моет, эта дурища идёт следом и плюёт в пол. Жена виду не подаёт, продолжает работать. Настька подходит вплотную, плюёт в ведро. Такая зараза, куды деваться! В окна частенько орёт, по матери обкладывает всех, кого знает. Тяжело с нею, сладу нет. Особенно по осени да весной, когда листва появляется. У деревьев сокодвижение, и у неё, видать, тоже сокодвижение начинается. Ой, беда тогда!

— Да как же такая полоумная может в городе жить?

— А кто ей запретит? Да и потом не одна она живёт, за нею тётка приглядывает. Её же ни на минуту нельзя без глазу оставить, никогда ведь не знаешь, чего эта дура удумает. По весне, например, на карниз вылезла — ноги босые, в ночной сорочке, коса по ветру треплется — полезла голубьёв, значит, кормить. А окно-то на третьем этаже — навернётся вниз и — костей не соберёшь!

— И что же?

— Ну, я бросился к ним в квартиру, тётка её причитает, воет в голос — помоги, Кузьма, сними дурищу с карниза. Ну, я и полез. Тоже хорош! Она меня самого чудом не столкнула вниз — и не потому даже, что нарочно — а просто оттого, что дурочка и не соображает. При этом рукав рубахи оторвала. В общем, сам и не знаю, как мне её удалось назад в окно втащить. И что ж ты, Ляксей, думаешь? папаша ейный мне спасибо сказал или червончик подкинул на сапоги новые, али рубашонку? Так сказать, за спасение дочки? Ха-ха, как бы не так! Жмот проклятущий, тьфу! — Кузьма смачно сплюнул. — Даже на починку рубахи гривенник пожалел. Так что подумай, Алексей, надобна ли тебе такая женка?

— Уж боюсь и подумать. А вот хочу узнать, с кем она живёт? Кто за квартиру платит и вообще…

— За квартиру платит её папашка. Сам здесь не живёт, показывается только раз-два в месяц, а то и реже. Денег принесёт, оставит у меня, чтобы я управляющему передал — потому как он, папашка, то есть, завсегда в воскресенье поутру является, когда все нормальные люди в церковь ходют. М-да… А ты, Ляксей, часом не из полиции?

— Ну ты, Кузьма, даёшь, — в первый раз засмеялся Шумилов. — Ты-то сам репой своей пораскинь: полицейский тебя водкой поить станет?

— М-да, с вопросом я погорячился, признаю, — он принялся опять разливать водку по чекушкам, но Шумилов поспешно прикрыл свою ладонью, давая понять, что пить не хочет. — Тогда я себе налью. Так вот, живёт Анастасия с родной тёткой по линии матери. Тётку эту зовут Домна Казимировна. А моя Матрёна у них пол моет, ну, с Домной за жисть говорит, понятное дело. Так вот по её рассказам получается, что когда Базарова жена померла — это давненько уж приключилось, Настасья еще малой была — он сошёлся с другой женщиной. Жили вне брака, в грехе, да и кудыть брак-то? люди уже в возрасте! Хорошая, вроде бы, тётка была, добрая, за Настей оглашенной как за родной дочкой смотрела. Да только женщина эта тоже померла — года уж с два как. И вот тогда Базаров позвал эту самую Домну Казимировну, то есть, первой жены сестру. Попросил, чтобы приехала за племянницей смотреть, сам-то Владимир Викторович шишка важная, управляющим служит, ему от места отлучаться не возможно-с. Так вот, а Домна Казимировна — ни в какую, не поеду, говорит. Он её на дух не переносил, пока жена была жива, и на порог не пускал, и третировал всячески, и потом все годы знаться не желал. А тут что ж делать? — пришлось поклониться. Вобсчем, он её в конце концов уговорил, содержание какое-то определил и в Питер выписал из Новгорода — лишь бы за дочкой, значит, ходила. Ну, и Домна приехала сюда. Да и правильно — своей она семьи не имеет, чем в одиночку век коротать, лучше уж с какими-никакими родственниками.

— И как у них сейчас с Владимиром, мир? она не думает возвращаться в Новгород? — Шумилов заподозрил, что Базаров, возможно, забрал паспорт дочери для того, чтобы тётка не смогла самовольно увезти Анастасию в Новгород.

— А кто ж их знает? — вздохнул дворник. — Он придёт на час-другой, распоряжения отдаст: насчёт дров там или вот как весной, чтобы плотников прислали — окна забить, чтоб они не открывались, значит, — ну и всё. Но криков, правда, во время его визитов из квартиры не слыхать.