Аркадий Гендер - Дотянуться до моря

Колька лукаво переминался с ноги на ногу, видно было, что ему и хотелось рассказать что-то, что вмиг сразило бы отцовский скепсис, и кололось получить за это по первое число.

— Ладно, бать, расскажу, только ты не сэрдся, — с совершенно обезоруживающей улыбкой своей согласился он. — Пацаны им тоже не поверили, так они позвали: «Айда с нами!», все и поихалы. Я тоже поихал.

— Ты?! — уперся руками в подлокотники Леха. — Поехал?! Ты ходил через кордон?!

Глаза его сверкали так, что казалось — из них сейчас вылетит по пуле и сразит нашкодившего отпрыска наповал.

— Не, бать, что я, совсем дурной? — обиделся Колька. — Я на этой, на нашей стороне лесопосадки посидел. Там лесопосадка такая, мы смотрели потом спутниковую карту, так граница прямо по ней идет. А пацаны, кто погорячее, с Журбеём на ту сторону сходили, до русской деревни — Вергилёвка называется — дошли и обратно вернулись.

Леха еще минуту испепелял Кольку глазами, но видимо, не найдя в действиях сына достойного серьезной предъявы состава преступления, снова осел в своем кресле.

— Так что же, Коль? — перехватил инициативу разговора с Лехиным сыном я. — Ты имеешь в виду, что граница там никем не охраняется, ходи кто хочет?

— Ага! — радостно заржал Колька. — Даже не обозначена никак. Столб только такой приметный стоит прямо у посадки. Провода на него с нашей стороны приходят и все, дальше никуда не идут. У него подпорка внизу, а сверху — укосина, точно как буква «К»! Его местные так «кордонным» и кличут.

— Ты че, собрался нелегально границу перейти? — вызверился на меня Леха. — Совсем с дубу лю-лю? Представляешь, что будет, если тебя прыймут?

— А чего будет? — переспросил я. — Думаю, не сильно хуже, чем если на таможне возьмут, а ехать мне так и так нужно. Не могу я с матерью не попрощаться, понимаешь ты это?

— Понимаю, — глухо отозвался Леха и замолчал, замер в своем кресле, будто думал какую-то непростую думу.

Потом налил рюмку, так же молча выпил, скосил глаза на сына:

— Собирайся. Проводишь.

Колька от восторга аж подпрыгнул. Я протянул Лехе «краба», он сильно, до боли сжал. Свободной рукой я обнял его, поцеловал в щеку.

— Спасибо, Леха! — сказал я, не стесняясь слез. — Дружба, водка, Цеппелины! Нет, не так: просто дружба, безо всякой водки и даже без Цеппелинов!

Сборы были недолги, через четверть часа все уже стояли в дверях.

— Кольк, ты вниз иди, — распорядился Леха. — Нам тут с дядей Арсением кой-чё перетереть трэба на прощання.

Колька понятливо кивнул, вышел на лестницу, прикрыл за собой дверь. Леха сидел в своей каталке и странно беззащитно глядел на меня. Кадык на его тощей шее ходил ходуном.

— Сень, брат, — хрипло произнес он, — тут такое дело. Ведь я, получается, мать твоего ребенка угробил. Ты прости меня. И твоя маманя… теперь, когда ты у меня в гостях… Ничего просто так не бывает, я только сейчас это понял. Это я виноват, ты прости меня…

— Дурак ты, — перебил я его. — Чего несешь? Эдак и я могу сказать, что трубку тогда бросил, ты с катушек соскочил и то, что потом пьяный в кювет улетел, это моя вина. И мама… Какая разница, где я находился, когда она умерла? Главное, что не рядом с ней. Ты ж сам вчера сказал: «Во всем в нашей жизни виноваты мы сами», и я в этом полностью с тобой согласен. Давай, не поминай лихом.

В машине я вытащил из сумки планшет, вышел в интернет. Быстро нашел сайт с Гуггловскими спутниковыми картами, открыл Харьковскую область.

— Ага, ага, вот тут это! — ткнул пальцем в экран Колька, с вожделением глядя на планшет. — Вот она, лесопосадочка, и вот даже тень от «кордонного» столба видать. Поехали, я типа вашим штурманом буду!

И он, по-хозяйски утвердившись на пассажирском месте, прищелкнул ремень безопасности и устремил сосредоточенный взгляд сквозь лобовое стекло, явно ощущая себя как минимум Даниэлем Эленой — верным навигатором великого Себастьяна Лёба. Я улыбнулся про себя и бросил прощальный взгляд на старый дом с кичащейся своей молодостью блестящей табличкой «Вулыця Гоголя, 43» на обветшалом углу. В раме окна третьего этажа гордым седым грандом на полотнах старых испанских мастеров сидел Леха Чебан и красными от сдерживаемых слез глазами смотрел на меня. Я сдержанно кивнул ему: «Пока! Может, свидимся», и он в ответ поднял вверх раскрытую ладонь с длинными прокуренными пальцами.

Мы отъехали от дома, и по знакомой уже мне дороге выехали к перекрестку с улицей Гагарина.

— Так, направо, — дал уверенное указание Колька.

— Не, погоди, — ответил я, включая аварийку. — Направо — это к Харькову?

— Ну, да, — утвердительно кивнул мой штурман. — Нам же через Харьков и туда, дальше. А что?

— Ну, во-первых, сейчас рано еще, — пояснил я. — Нам до места сколько ехать? Часа полтора — два? А через кордон идти надо ночью, так чего там зазря полдня светиться? Потом, надо понять, где машину лучше бросить. И еще дельце у меня одно есть в ваших краях, на Мерефе.

— Тю-ю, на Мерефе? — удивился Колька. — А шо там у вас на Мерефе?

— Да человека одного надо бы повидать, — сказал я. — Ты случайно там такого Андрея Сороку не знаешь?

— Кого?! — подпрыгнул в кресле Колька. — Сороку? Да кто ж его не знает? У нас тут все друг друга знают, а уж этого-то — каждая собака! Дядь Арсений, простите, а какой у вас может быть интерес до того Сороки?

— А что? — чувствуя подвох, переспросил я. — Почему у меня не может быть к ему интереса?

— Да это ж пьянь беспробудный! — фыркнул Колька. — Он как года три назад из тюрьмы вышел, так снова не просыхает.

— Из тюрьмы? — переспросил я, чувствуя, как сжимается сердце. — А за что он в тюрьму-то угодил?

— Он и приятель его — такой же зюзя, кстати Журбея старший брат — палатку ночью подломили, — усмехнулся Колька. — Бухла взяли, закуси, и рядышком сели выпивать. Там же повырубались, менты их тепленькими и повязали.

— Боже! — схватился за голову я. — Какой кошмар! Knиgolub.net

— Во-во, и я говорю! — подхватил, не зная причин моего отчаяния, Колька. — Что вам может быть до этого Сороки?

— Да ты понимаешь, родственник у него в Москве есть, у меня в компании работает, — начал на ходу сочинять я. — Узнал, что я еду в Змиёв, привязался, передай, мол, деньги Андрею.

— И что, много денег? — насторожился Колька.

— Да нет, немного, — пожал плечами я. — Три тысячи долларов.

— Скока-а?! — взвился Колька. — Да вы представляете, что будет, если эта алкашня получит в руки три тысячи баксов?! У него когда денег нет совсем, он же не пьет, почти нормальный становится. А дай ему такие деньжищщи, он месяц торчать будет, подохнет от водки! Если, конечно, по башке ему собутыльники не дадут и все деньги не поотбирают. Этот родственник ваш точно добра Сороке не желает! Да и странно, что это за родня у него, откуда взялась?