Аркадий Гендер - Дотянуться до моря

Опираясь руками на пол, он тяжело поднялся, достал-таки из пальто сигареты, закурил, первый раз не бросив спичку на пол, а спрятав ее с нижней стороны коробка. Затянулся и, покачиваясь, повернулся, явно имея желание направиться в коридор.

— Кто же все-таки сгорел в машине, Абик? — окликнул я его. — Поведай приговоренному, утоли последнее желание!

Аббас снова повернулся ко мне, мутным взглядом посмотрел мне в глаза.

— Да, пожалуй — последнее желание нельзя не утолить, — ответил он. — В машине сгорел Азан, не знаю, растрещали тебе мои бабы про такого человека, или нет.

— Растрещали, — кивнул головой я. — Твой дядя из Эльбургана.

— Мой родной брат-близнец из Эльбургана, — с мрачной улыбкой поправил меня Аббас. — У мамы Софы нас было двое. Но брат родился с травмой, перевозить его было немыслимо, все считали, что долго он не протянет. Договорились с Амзой, что она присмотрит за ребенком, и скажет, что это ее сын, чтобы Эскеровым не было позора. Вот присмотр этот и растянулся почти на полвека. А когда в прошлом году Амза умерла, я перевез Азана в Москву, положил в частную клинику. Но он умер накануне того дня, в машине сгорело уже его мертвое тело. Так что Эскеров Аббас Мерашевич умер, да здравствует Киблахов Азан Сабазович, прошу любить и жаловать! День и год рождения те же, так что день, к которому мне открытки «Happy Birthday!» слать, еще помнишь, думаю, а адресок я тебе на зону малявой вышлю. Ну, утолено твое последнее желание, шеф?

— Утолено, утолено! — рассмеялся я, беря со стола айфон и вызывая Ещука.

Аббас внимательно посмотрел на меня, видимо, не понимая причин моей веселости. Но в этот момент дверная ручка повернулась раз, другой, потом забилась в пароксизме, резко остановилась, и в дверь раздались мощные гулкие удары. Казалось, заходил ходуном весь старый дом.

— Алло, да! — прокричал в трубку Ещук. — Что, у тебя там уже дверь ломают? Все в порядке, все всё видели. Я команду Лазареву дал, только что положил трубку, он сейчас должен им звонить. Держись!

Я бросился мимо остолбеневшего Аббаса к двери и повернул защелку. Но дверь открывалась наружу, и кирасиры, не зная, что дверь больше не заперта, продолжали долбить в нее с усердием Боба Дилана, колотящего в Небесные врата. Я прижал руки рупором к вибрирующей обшивке и завопил, что есть мочи: «Открыто, мать вашу!!!» Удары стихли, дверь распахнулась, бряцающая железом громада снова ввалилась в квартиру. Последним бочком протиснулся в дверной проем капитан, держащий у уха трубку мобильника.

— Стойте, стойте! — вскричал я, выставленными перед собой руками пытаясь остановить катящуюся на меня бронированную лавину. — Дайте вашему командиру по телефону поговорить!

Спецназовцы закрутили касками, глядя на капитана, тот моргнул им: «Обождите». С минуту еще слушал, кивая головой и дублируя эти движения осмысленными звуками: «Угу», потом протянул недовольно: «Е-е-есть». Отнял телефон от уха, прогудел:

Отбой, бойцы. Уходим.

Кирасиры опустили стволы, развернулись и, жутко похожие на цепочку огромных норвежских троллей, двинулись к выходу.

— Как уходим? — закричал Аббас. — Почему уходим?!

— Приказ отменен, — бросил через плечо капитан. — Без объяснения причин.

— Вы не можете! — еще громче завопил Аббас. — Вы должны! Арестуйте его!

Капитан остановился, развернулся вокруг оси. На его лице было выражение крайней усталости.

— Хотите, чтобы я запросил инструкции относительно вас? — спросил он Аббаса.

— Нет, — быстро ответил Аббас, отступая от капитана. — Не хочу, спасибо.

Капитан перевел взгляд на меня, на его бугристом лице мелькнуло нечто, напоминающее сожаление.

— Извините, — пробасил он извиняющимся тоном. — Ошибочка вышла.

И вышел сам. Я какое-то время стоял, глядя в его широкую, как русские просторы, спину, хотя физически капитана давно уже не было в квартире. Потом подошел к двери и аккуратно запер ее на все замки. Повернулся к Аббасу.

Он стоял и молча разминал в руках сигарету. Его неподвижный взгляд был устремлен в пол, нижняя губа по-муссолиниевски оттопыривалась. Но курить он не стал, а сунул сигарету обратно в пачку. Потом огляделся, присел на корточки, аккуратно собрал с пола обуглившиеся спички и окурок, поплевал на пальцы, попробовал оттереть с паркета копоть, но только размазал черную грязь.

— Извини за быдлячество, — сказал он. — Не удержался, прорвалось наружу.

Он подошел к дивану, вынул из пальто пачку евро, бросил на стол.

— За паркет и моральный ущерб. Хватит, или накинуть?

Я засмеялся, покачал головой — нет, такого говнюка обыскаться — не сыскать! А еще за быдлячество извинялся!

— Слушай, как тебя там — Азам? Аббас? Авас? Об вас? — прищурился на него я, чувствуя, как чешутся в месте приложения к его небритому подбородку костяшки на правой руке. — Если не хочешь снова схлопотать по е…алу, убрал свои сраные деньги по-быстрому!

Аббас с неожиданным интересом быстро вскинул на меня глаза, потом пожал плечами и спрятал пачку в карман. Как-то растерянно улыбнулся:

— Шеф, а как ты это сделал?

Я подошел к столу, открыл крышку ноутбука. Картинки не было, но я вынул айфон из кармана, навел камеру на Аббаса, и на экране появилась его удивленная физиономия на фоне интерьера моей гостиной. Аббас минуту смотрел на себя, потом сокрушенно усмехнулся:

— Вот бл…дь! Получается, это я сам тебе планчик, как себя обставить, состряпал? Ну, что ж, поделом мне. Одного фраера жадность губит, другого — понты, гордыня. Ну на х…я, спрашивается, мне нужно было этот спектакль разыгрывать?! Сейчас трясся бы ты в бобике на заднем боковом сиденье на пути на нары, а я бы в «мерине» S-класса в Шереметьево! Нет, надо было это представление устроить, бисер перед свиньями пометать! Это называется: отобрать мяч, пройти все поле и забить в свои ворота! Идиот! Кретин! Дебил!

И Аббас со всей силы вмазал себе открытой ладонью по лбу, но сразу, застонав, снова схватился за подбородок.

— Очень самокритично! — усмехнулся я. — И, главное, достоверно. У вас, батенька, талант! Браво, цветы! На бис слабо?

Аббас нехорошо прищурился на меня.

— Зря ты так, Арсений Андреич, — укоризненно покачал головой он. — Тебе бы сейчас на коленях стоять, поклоны в пол бить, бога да заступников своих благодарить, а не ерничать в мой адрес. Мой план был безупречен, отшлифован до сияния, отточен до кварка. Тебя чудо спасло, случайность, мое желание напоследок воочию насладиться своим триумфом. Ты бы никогда в жизни не смог бы понять, что откуда взялось, откуда плюха прилетела. Я всегда был умнее тебя, шеф, и остаюсь умнее сейчас, лучше и умнее. Тебе просто повезло.

Я уже открыл было рот для отповеди, но задребезжал мой айфон. Это был Ещук.