Алан Брэдли - Сэндвич с пеплом и фазаном

— Ко мне это отношения не имеет! — ответила Эльвина. — Испорченный лобстер на балу. Так сказал доктор Рейнсмит. Я ее больше не видела, так что ничего не знаю.

— Больше не видели? — я набросилась на ее слова, словно гончая на кость.

— Нет. Доктор Рейнсмит привез ее домой и попросил прислать порцию диетического супа из лечебницы.

— Она его съела? — поинтересовалась я.

— Должно быть. Утром принесли пустые тарелки, когда она уехала в круиз на следующий день.

Мои нервы пульсировали, как натянутые струны арфы.

— Доктор Рейнсмит, наверное, был совершенно убит, — сказала я. — Хотя мисс Фолторн и говорит, что вторая миссис Рейнсмит стала для него великим утешением.

— Полагаю, да, — отозвалась Эльвина, не глядя на меня. — Полагаю, да.

Повисло долгое молчание, и мы все погрузились в свои собственные мысли, баюкая чашки в руках.

Первый раз за много недель я почувствовала себя как дома. Я могла бы провести в этой уютной кухне целую вечность. Мне хотелось поцеловать стол и обнять стулья, но я ничего такого, естественно, не сделала. Вместо этого лишь вознесла благодарственную молитву ромашковым астрам и Святому Михаилу, который привел меня сюда.

— Давай я подвезу тебя домой? — предложил Мертон. — Полагаю, тебе нужно вернуться, а путь отсюда неблизкий.

Как я могла ему сказать, что я уже дома и что любая поездка увезет меня только дальше от него? Что, уезжая, я в некотором роде стану меньше?

— Благодарю вас, мистер Мертон, — ответила я. — Очень любезно с вашей стороны.

Мимо нас проносились уличные фонари, когда мы ехали по авеню Данфорт.

— Могу я задать вам вопрос? — поинтересовалась я.

— Конечно, мисс, — сказал Мертон.

— Во что была одета Франческа Рейнсмит в тот вечер, когда проходил бал изящных искусств?

Мертон улыбнулся, а потом громко рассмеялся.

— В костюм Золушки, — ответил он. — Потрепанное хлопчатобумажное платье, передник, волосы подвязаны лентой, черные ботинки на шнуровке и красные носки, торчащие над ними. Она так гордилась своим костюмом. Ей помогла его сделать одна из девочек. Она и сама была как девочка, наша мисс Франческа. Мы так скучаем по ней.

— Мои соболезнования, — сказала я. — Как жаль, что я не имела возможности с ней познакомиться.

Некоторое время мы ехали в молчании.

— Как она тебе? — спросил Мертон. — Женская академия мисс Бодикот?

— Откровенно говоря, мистер Мертон, — сказала я, — только между нами: совершеннейшее дерьмо.

И судя по выражению его лица, он прекрасно меня понял.

Мисс Фолторн была, как я и ожидала, багровой от ярости. Багровым обычно бывает цвет лица у удавленника, но она недалеко от него ушла. Цвет ее лица был ужасен.

— Где ты была? — вопросила она дрожащим голосом.

— Вышла прогуляться, — ответила я, что, в общем-то, формально было правдой.

— Вся академия стоит на ушах, разыскивая тебя, понимаешь?

Конечно, нет. Откуда бы мне это знать, если я только что появилась в дверях.

— Мы думали, тебя похитили. Мы…

Внезапно она утратила дар речи.

Почему у них возникла такая мысль? Они знают что-то такое, чего не знаю я?

— Я оставила записку у вас на столе, — сказала я и поняла, что мисс Фолторн на грани слез и что сейчас не время для детских игр. И добавила: — Извините.

Разумеется, мне хотелось поделиться с ней своим беспокойством насчет Коллингсвуд и рассказать о визите в лечебницу, разговоре с Мертоном и Эльвиной.

Но я не стала. Время пока что неподходящее. Мне надо больше фактов и больше времени, чтобы собрать их воедино.

— Я пойду к себе в комнату, — сказала я, избавляя ее от необходимости говорить что-то еще.

Я лежала на кровати, размышляя о: а) своем дурном поступке и б) том, что весь день у меня не было и крошки во рту. Слава богу, у меня была коробка печенья, которую я купила в лавке на Данфорте. Я одолжила денег у Фабиан под двадцать пять процентов и обещание вернуть их, как только я получу первый перевод из дома, хотя мои надежды на это начали таять.

Но письмо Доггера было единственной весточкой из дома, с тех пор как меня заключили в эту тюрьму.

Дорогой Доггер.

Я яростно вонзила зубы в крекер, пытаясь вызвать его образ в своем воображении. Попыталась представить, как мы вдвоем наклоняемся над булькающей мензуркой в лаборатории и с умным видом киваем друг другу, когда жидкость меняет цвет, но бесполезно.

Магия не работает, когда тебе грустно.

Я осознала, что откладываю визит в лабораторию по этой самой причине, и была шокирована. Надо немедленно решить вопрос.

К дверям лаборатории кто-то приколол написанную от руки записку: «Все уроки химии отменяются до дальнейшего уведомления».

Под этими словами кто-то приписал: «Спасибо святому Иуде за ответ на наши молитвы», а еще кто-то добавил красной ручкой: «К черту химию».

Я огляделась по сторонам, чтобы убедиться, что никого нет, и нырнула в класс.

Зеленые ставни были закрыты, на улице уже стемнело, и комната погрузилась почти в полный мрак, что подходило мне как нельзя лучше. Никто не увидит меня ни через окошко в двери, ни с улицы.

Я включила слабую лампочку в нише и приступила к работе.

Как бы взволнована я ни была, необходимо следовать правилам. Я включила вентилятор, который вытянет дым из-под навеса, накрывающего рабочее пространство. В минувшие дни не один химик почил в бозе, проводя тест Марша и надышавшись ядами.

Я вытащила из кармана серебряный медальон. К счастью, я догадалась завернуть его в целлофан для защиты, перед тем как завязать его в носовой платок.

Доставая необходимые принадлежности, я почувствовала, как меня охватывает так хорошо знакомый мне трепет. Словно викарий, готовящийся к освящению хлеба и вина, я ощущала, как под моими пальцами вот-вот начнется трансформация; меня благословят боги химии.

Проба Марша не только проста и элегантна, она еще и наиболее театральна среди химических опытов. Сколько сыщиков, реальных и вымышленных, напряженно склонялись над предательским огнем?

Это тот самый момент перед финальным занавесом, когда весь мир, кажется, затаил дыхание: момент, когда крошечный, мерцающий, почти незаметный огонек отправит обвиняемого на виселицу или освободит его.

Это Джеймс Марш, химик в Королевском Арсенале в Вулидже, открыл, что новообразованный водород, вступая в контакт с мышьяком и кислородом, выделит воду и мышьяковистый водород, иначе называемый арсин, — чрезвычайно ядовитый газ с химической формулой AsH 3и запахом свежайшего чеснока.

Эта проба настолько чувствительна, что может определить наличие мышьяка в соотношении двух частей к миллиону.

Сейчас, правда, идея о необходимости свежевыделенного водорода в общем и целом отвергается и считается, что возраст не влияет на способность указать на преступника.