Клод Авелин - Кошачий глаз

— Вы защищаете от меня эту мразь! Этого мерзкого труса, этого подонка! — орал он.

— Это убийца, — тихо повторял Жан-Марк.

Мерсье выглядел как сумасшедший, а Жан-Марк чувствовал себя сумасшедшим. В этом прокуренном помещении он встретился наконец лицом к лицу с чудовищем, подстерегавшим его в то страшное воскресенье. Ужас приковал Жан-Марка к креслу. Не было больше нужды держать его. Мерсье связали.

— Все произошло так, как я думал, — начал Пикар. — Знакомить вас не пришлось. Вы настолько любезны, что обвиняете друг друга в убийстве, которое мы расследуем. По крайней мере Берже обвиняет вас, господин Мерсье. Вы пока ограничиваетесь оскорблениями, сильными, но малообоснованными.

Он вызвал реакцию, которую ожидал. Мерсье, несколько притихший, чтобы лучше слышать, снова впал в ярость:

— Это уже предел всему! Малообоснованные оскорбления? Да нет такого слова, которого бы этот мерзавец не заслужил! Убийца? Да, конечно, он убийца. Но для меня, любившего эту женщину с юности, хоть и тайно, ее ужасная гибель, вид ее мертвого тела, нечто большее, чем убийство, понимаете?! И эта маленькая гнида, укравшая ее любовь, ее ласки, использовавшая ее, как только было возможно…

Казалось, он зарыдает. Зубы его стучали.

— Это неправда… Это неправда… — шептал Жан-Марк.

— Ты скажешь, когда я спрошу, — сказал Пикар, неотрывно глядя на Мерсье. — Так вы, господин Мерсье, признаете, что были на месте преступления? Мы вернемся к этому позже.

Мерсье взял себя в руки. Осанкой и поведением он напоминал великих итальянских певцов и говорил как бы «в сторону».

— Когда я увидел тело, я сразу подумал, что должен поймать убийцу любимого существа, так ужасно поплатившегося за свои иллюзии, сделать так, чтобы мерзавец не ушел от людского суда, прежде чем предстанет перед Божьим.

— Вы верующий? — спросил Пикар скептически.

Мерсье хотел сделать красноречивый жест рукой, но ему помешали наручники.

— В этот момент я понял, что да, — сказал он торжественно. — Я был послан туда высшей силой. В меня вселился дух мести.

Пикар дал знак, чтобы с него сияли наручники. Бело тем временем избавился от плаща. Мерсье, потирая запястья, продолжал:

— Я шел туда, гонимый неким предчувствием. В день открытия «Утки-Баламутки» мадемуазель Сарразен поднялась наверх, чтобы поговорить со мной. Она наконец решила прекратить торговлю фальшивыми картинами. Я давно уговаривал ее сделать это, хотя сам оказывал ей помощь в торговле. Я не мог ей ни в чем отказать. Ее толкнул на такое дело этот негодяй, которому она, в свою очередь, тоже не могла ни в чем отказать.

Потоки слов, возбудившие в слушателях нечто большее, чем профессиональный интерес, время от времени прерывались жалобным рефреном Жан-Марка:

— Это неправда… Это неправда… Лжец, мерзкий лжец…

— Она уведомила меня о своем решении, — продолжал Мерсье, — но ему это не было на руку. Он не мог смириться с мыслью, что лишится возможности набивать себе карманы. Она сотни раз говорила, что он любит деньги, как Гобсек, как скопидом, — иначе, чем мы. Нам они нужны были, чтобы их тратить. А он копил… Ты сказал ей: «У меня будет своя копилка!» — бросил Мерсье в лицо Жан-Марку. — Ты спрятал где-нибудь эту копилку? Не бойся, ее найдут!

— Уже нашли, — невозмутимо произнес Бело.

— Как?! — вырвалось у Жан-Марка.

— Тем лучше, — сказал Мерсье. — Для него это удар! Но вернемся к делу: обозленный таким оборотом, он воспользовался обычным оружием трусов — пригрозил, что донесет. Если до следующего дня, то есть до воскресенья, она не изменит решения, он, прежде чем уехать в Лион, пойдет с доносом!

Жан-Марк прикрыл глаза. Его губы повторяли: «Это неправда, это неправда!» — но уже беззвучно.

— Я должен был ее как-то успокоить, — продолжал Мерсье. — Зная малодушие этого ничтожества, я посоветовал ей, чтобы и она ему пригрозила. Я сказал: «Намекни, что в это замешано много людей и что если ты сообщишь нам о его намерении, мы с ним посчитаемся!» Я не знал, что его реакция будет так ужасна! И все-таки во мне жила какая-то тревога, и в воскресенье, около пяти, я отправился к ней. — Он помолчал несколько минут, глядя перед собой. — Когда я пришел, было уже поздно.

— Кто вам открыл?

— Двери дома были не заперты.

— А калитка?

— У меня был ключ.

— Где вы нашли жертву?

— В большой гостиной, на тахте. Она лежала навзничь, и в ее неподвижных глазах читалось безграничное удивление. Я не видел раны, но кровавое пятно на уровне шеи говорило само за себя.

— Вы не пробовали ничего сделать? Вам сразу стало ясно, что это бесполезно?

— Конечно. Я был на войне и знаю, как выглядят мертвые.

— И вы не сочли нужным известить полицию?

— Я уже говорил вам и снова повторяю, что думал только о нем ! Ее левая рука опустилась на коврик. Казалось, она показывает на убийцу.

— Объясните свою мысль.

— На Рождество она получила от него дешевое колечко, которое очень любила. Фантазия богатой женщины… И как раз это колечко, «кошачий глаз», пропало с ее пальца. Я подумал: это невозможно. Он не настолько глуп, чтобы унести колечко с собой. Колечко где-то здесь. В одном я был уверен: эта рука его обвиняет! Я должен был найти кольцо, надеть его на палец, а все остальное представлялось мне мелочью. Я действовал как во сне. Поднялся на второй этаж…

Жан-Марк открыл глаза и уставился на Мерсье со знакомым Бело выражением перепуганного зверька. Губы его уже не шевелились.

— Я перетряхнул в комнате все ящики, — продолжал Мерсье. — Наконец я нашел его. Не в шкатулке с драгоценностями, а среди белья, в складке китайского халата. И тогда у меня созрел план!.. Нельзя, чтобы убийца улизнул и понарассказал Бог знает чего своей семье. Родные, конечно, не многим его лучше, и он быстро их обработает. Я пошел на чердак и выбрал там небольшой чемоданчик. Двери в ателье, где он фабриковал свои фальшивки, были открыты, и я увидел этот страшный разгром. Мои подозрения подтвердились! Однако, чтобы не отвлекать внимания полиции, я закрыл двери и поставил ящики на место.

— Спасибо за оказанную помощь, — сказал Пикар.

— Я взял в ее комнате китайский халатик и два полотенца в ванной. Потом в гостиной я надел ей на палец колечко, что было непросто. Топорик я взял на кухне. И одним ударом…

— Не оставляя нигде отпечатков пальцев…

— Вероятно, на мне были водительские перчатки. Я не помню. Потом я поехал.

— Куда?

— Искать его. Сумасшедший план, а все-таки он мне удался. Доехав до улицы Бонапарта, я стал кружить вокруг отеля. Я увидел его около шести. Он возвращался домой с этим своим идиотским выражением. Думаю, на гильотине у него будет такое же.

— Нет! Нет! — воскликнул Жан-Марк.