Клод Авелин - Кошачий глаз

— Вы его узнали? — спросил Пикар. — Вам было знакомо его лицо?

— Мадемуазель Сарразен показала его мне как-то через окно, когда он от нее уходил.

— Продолжайте.

— Я ждал его на некотором расстоянии от гостиницы. До четверти одиннадцатого. В воскресенье был такой ливень, что на меня никто не обратил внимания. Наконец он вышел и встал под навесом с каким-то типом. Потом тот ушел в отель. Я был как пьяный! Я играл с ним, как кошка с мышкой. Притворился американцем…

— У вас была возможность наблюдать за ним, — заметил Пикар.

— В нужный момент я сделал вид, что у меня сломался автомобиль, — продолжал Мерсье. — На Лионском вокзале я вместо его собственного подсунул ему тот чемодан. У меня хватило выдержки, даже мужества, чтобы не удушить его собственными руками. Это был бы слишком легкий для него конец!

— А если бы он покинул Париж раньше, чем вы его нашли?

— Не знаю. Я бы его под землей достал. Сложность заключалась в том, чтобы заставить его открыть чемодан публично! Это могло произойти в поезде, в кругу семьи, в такси. Где бы это ни произошло, он все равно пережил бы шок и не сумел этого скрыть.

Пока Мерсье произносил свою обвинительную речь, Пикар ни разу не взглянул на Жан-Марка. Теперь он слегка повернул свое кресло и посмотрел на него. Пикар не произнес ни слова, но жеста было довольно. Жан-Марк только этого и ждал.

— Это неправда… Это все неправда… Он ее убил. Убил, а потом отрубил руку… Мы поссорились с ней, признаю, страшно поругались, чуть не подрались… Я ушел, я был сыт всем этим, но не больше. Клянусь своей сестричкой. Когда я уходил, Югетта стояла. Не лежала, а стояла у тахты. Она как раз встала, чтобы дать мне шлепка, как мальчишке, и поэтому я быстро вышел. Она была так удивлена, что не промолвила ни слова. Когда я обернулся у дверей на секунду, она стояла и смотрела на меня…

— Вы чуть не подрались? — с интересом спросил Пикар.

Жан-Марк, чтобы успокоить комиссара, а заодно и себя, попробовал улыбнуться.

— Ах, господин комиссар, я просто неудачно выразился. Я как раз ушел, чтобы не произошло ничего такого. Сами знаете, милые бранятся…

Мерсье тяжело дышал.

— «Чуть не подрались», — повторил Пикар, не желавший ничего слушать. — Объясни-ка поподробнее, что ты имел в виду. До сих пор ты упорно твердил, что ваша последняя встреча носила самый идиллический характер, что ты пошел к ней только для того, чтобы попрощаться перед отъездом. Верно?

— Я это и собирался сделать, господин комиссар! Так и должно было все произойти. А получилось по-другому только по моей вине! Я не понимал ее и не хотел понять! Даже здесь, в камере! И понял только сейчас, после всех этих наглых обвинений!

Симон и Блондель положили руки на плечи Мерсье.

— Что ты понял? — спросил Пикар. — Что она действительно хотела покончить с фальсификацией, хотела сделать это для тебя, по любви?

— Господин комиссар! — не выдержал Мерсье.

— Ни слова, Мерсье, иначе вас отведут в камеру.

Бело поднял два пальца. Пикар кивнул.

— А разговор, который ты нам вчера пересказывал, — спросил Бело, — когда она просила прощения, обещала покончить с мошенничеством, в ближайшее время обвенчаться с тобой, уехать в Голландию — он произошел именно в то роковое воскресенье, а не на неделю раньше, как ты утверждал, верно?

Жан-Марк посмотрел на него с таким изумлением, как будто увидел волшебника.

— Да, правда. А как вы узнали?

— Это все, — бросил Бело Пикару.

— Зачем ты так идиотски солгал? — спросил Пикар Жан-Марка.

— Так как-то… Предыдущее воскресенье было таким приятным… Я послал телеграмму в Лион… Мне хотелось выбросить из памяти тот последний день…

— Когда вы «чуть не подрались», — раздраженно закончил фразу Пикар. — Если ты дальше будешь крутить…

— Нет, господин комиссар, нет! Она позвонила мне утром, чтоб я пришел в середине дня. Калитка была отперта. Я замкнул ее за собой. А двери она открыла мне сама. На ней был прелестный халатик. Она взяла меня за руку и сказала: «Идем». Поднявшись на вторую ступеньку, она повернулась. Она часто так делала, чтобы быть со мной одного роста и смотреть прямо в глаза. Взяв меня за лацкан пиджака, она сказала мне все то, о чем я вам уже говорил. Потом, не ожидая моего ответа, произнесла почти сурово: «Сейчас же идем наверх!» Мы поднялись на третий этаж. Там в камине догорала моя копия. Я хотел ее спасти, но Югетта так резко захлопнула дверцу, что чуть не сломала мне палец. Я впал в бешенство и стал кричать: «Давай уж тогда уничтожим все!» Я порвал холст, разломал палитру, растоптал тюбики. «Ты не хочешь со мной работать, относишься ко мне, как к слепому орудию!» — выкрикивал я. А она повторяла растерянно: «Ты что, с ума сошел? Ведь это я делаю для тебя!»

Роли поменялись. Теперь Мерсье кричал:

— Ложь! Неправда! Велите ему замолчать!

Однако никто не мог бы заставить замолчать возбужденного Жан-Марка.

— Я не верил ей, не мог поверить, — продолжал он. — Мы отправились в ее комнату. «Иди ко мне», — сказала она. Я не хотел. Я вынул из бумажника ее фотографию в купальном костюме и поставил на камин. «Ты любишь только себя», — сказал я. Тогда она сорвала с пальца колечко с «кошачьим глазом» и бросила в ящик с бельем. «Уходи!» — резко сказала она. Потом воскликнула: «Не уходи, я тебе запрещаю!» — «Я стольким тебе обязан, что ты имеешь право силой задержать меня», — ответил я. Ее лицо словно заледенело. Иногда она могла быть страшной. «Дурак», — процедила она сквозь зубы. Мне показалось, что она хочет меня ударить. «Не прикасайся!» — закричал я и, чтобы ее напугать, взял со столика нож для разрезания бумаги.

— Скотина! — взорвался Мерсье. — Этот ножик я сам сделал из немецкого снаряда и послал ей с фронта в подарок!

— Возможно, но это не имеет значения! — пробормотал Жан-Марк. — Я не собирался им воспользоваться. Когда она сделала такое движение, словно хотела дать мне пощечину, я заслонился одной рукой, а другую вытянул, чтобы ее оттолкнуть. Я уверен, что не дотронулся до нее! Она только взглянула на меня удивленно, а я, застыдившись, убежал на улицу.

Жан-Марк начал всхлипывать. Пикар молчал несколько минут. Мерсье, от которого все ждали нового взрыва, удивленный тишиной, неотрывно смотрел на Пикара.

— Тогда она была уже мертва, — сказал наконец тот.

— Ничего подобного! — с глубокой убежденностью ответил Жан-Марк. — Возвращаясь пешком в гостиницу, я позвонил ей из какого-то кафе. Она взяла трубку…

— Исключено, — сказал Пикар.

— Клянусь, господин комиссар! Но она не сказала ни слова, как я ни просил!

Пикар посмотрел на Мерсье, знаками дававшего понять, что это он подошел к телефону. Жан-Марк тоже обратил внимание на его жесты.