Жорж Сименон - Правда о Бебе Донж

Он заметил как вздернулась верхняя губа на лице секретарши. Он посмотрел на стоящие на столе цветы и, когда поднял глаза, то они были еще более холодными.

— Прямо сейчас?

— Да, прямо сейчас.

— Я сделала что-то не так?

Именно в те моменты, когда не повышал голоса и его лицо почти ничего не выражало, а зрачки были почти прозрачными, он был наиболее жесток.

— Я не сказал вам, что вы сделали что-то не так. Позовите кладовщика и пусть поторопится.

Он поднялся, прислонился лбом к оконному стеклу и посмотрел на набережную своего детства.

Теперь, когда прошло столько времени, было невозможно сказать точно, в какой последовательности все происходило: сцена в постели и знаменитое обещание; потом мадам Фламан и ее запах… И эта нелепая идея — работать секретаршей своего мужа.

Она ревновала его не только к женщинам, но и к работе, ревновала ко всему, что было в нем и что ей не принадлежало. Вот к какому выводу он пришел!

И она даже сожалела, что не знала старого Донжа! А зачем, боже милостливый? Чтобы лучше изучить родословную семьи?

Что она еще сказала ему через несколько недель? Нет! Это было через два или три месяца, когда сияющая Жанна объявила, что ждет ребенка.

— И это я, я ведь рассчитывала, что после замужества похудею! — шутила Жанна. — Мама будет в ужасе.

Феликс был очень доволен. Ничего не усложняло его жизнь. Теща питала к нему слабость, а вот на Франсуа она смотрела с каким-то недоверием.

Как-то осенним вечером Франсуа и Бебе гуляли возле дома по набережной. Здесь же парами и группами прохаживались соседи. Солнце зашло. Франсуа наблюдал за теми, кто прогуливаясь у реки, любил перед сном подышать свежим воздухом.

После долгого молчания Бебе положила свою руку на руку мужа и вздохнула:

— Ты не сердишься на меня?

— За что?

— За то, что я тебя попросила…

— А о чем ты просила?

Странно, но тогда он подумал, что речь шла о мадам Фламан и у него сразу испортилось настроение.

— А ты не помнишь? Два или три месяца до того…

И она, всегда такая спокойная, умеющая владеть собой, заволновалась. В такие минуты она становилась маленькой девочкой.

— Что касается ребенка? Это?

Только ли это?

— Да нет, малыш…

— Я хочу тебе сказать… Не потому что я такая эгоистка и хочу жить как-то по другому… Но, если тебе это не нравится и ты хочешь раньше…

Он сжал кончики ее пальцев с истинной нежностью.

— Бедный малыш.

Она опять усложняла себе жизнь. Тем более, что если он и хотел иметь детей, то не очень с этим торопился.

— Так ты даешь мне еще два года?

Ты мне даешь! Боже мой! В конце концов…

— Ну, конечно. Два года, четыре года. Сколько захочешь. Ну, что с тобой?

— Мне кажется, что становится свежо.

— Ты никогда не одеваешься тепло.

— Прости меня.

Это было действительно так! Она знала, что вечером у воды весьма прохладно. Зачем же тогда надевать такие легкие, как паутина, платья, а на плечи не набрасывать ничего, кроме шелкового платка, который не греет?

И еще другая её мания: теперь, когда ей случайно приходилось заходить к нему в кабинет, то ли за деньгами, то по какой другой причине, она стучала в дверь. На это обратила внимание даже мадам Фламан, и каждый раз не упускала случая сочувственно взглянуть на него.

Это было тем более нелепо, что…

Остальное произошло совсем глупо. Был зимний вечер. Они отправились в театр на спектакль заезжей труппы. Мадам д’Онневиль и Феликс остались с Жанной. Потом в центре города зашли в кафе. Домой Франсуа и Бебе возвращались пешком и их шаги гулко раздавались на тротуарах.

Недалеко от моста они наткнулись на какую-то стоявшую у стены пару, так тесно прижавшуюся друг к другу, что, казалось, они были единым целым.

Бебе оперлась о руку мужа. Потом, уже на набережной, метрах в ста от их дома, она как-то съежилась, что он обнял ее и нежно поцеловал.

Но она вдруг холодная и спокойная резко отстранилась, чего он не ожидал.

— Что с тобой?

— Ничего…

— Ну, что ты, милая. Ведь всего минуту назад…

Она пошла быстро. Ждала на пороге, пока он откроет дверь. Потом бросилась в спальню.

— Ты не хочешь мне сказать, что с тобой?

Быстрый, резкий взгляд.

— Ты отказываешься?

Чтобы почувствовать себя свободнее, он снял пиджак.

— Послушай, Франсуа. Помнишь о том обещании, которое ты дал мне утром? Обо всем, что бы ни произошло, рассказывать мне! Ты готов сдержать его?

Его пронзила тревога.

— Я не понимаю…

— Почему ты лжешь? Мы ведь договорились, что между нами никогда не будет лжи, ведь так?

Она казалась спокойной, полностью владеющей собой.

— Ты действительно не догадываешься, почему я оттолкнула тебя, когда ты меня целовал? Возьми свой пиджак. Ты не успел сменить его перед театром.

Он почти не сомневался, что сейчас спектакль будет разыгран у них в доме. Он сел на край кровати. Он думал, размышлял, взвешивал все за и против, наблюдая за Бебе, хладнокровием которой не мог не восхищаться.

— Я уже сказала тебе, что не ревнива. Я не хочу этого. Понимаешь? Потом я опять буду твоей женой, как и раньше, поскольку я твоя жена. Короче говоря, ты можешь обо всем мне рассказывать, как товарищу, как Феликсу.

Он посмотрел на только что установленный серебристый радиатор. Ему, для принятия главного решения, потребовалось несколько секунд.

— Мадам Фламан твоя любовница уже давно?

Он притронулся рукой ко лбу, провел по волосам, встал и стоял неподвижно посередине комнаты.

— Отвечай.

— Я сплю с ней уже несколько лет, но это совсем не то, что называют любовницей.

Молчание, Но так как Франсуа ее не видел, то повернулся к Бебе. Она не шевельнулась. На его взгляд она ответила легкой улыбкой.

— Ну, видишь!

— Что именно?

— Ничего… Я всегда думала, что эта женщина в твоем вкусе.

— Почему же, это зависит от разных обстоятельств, — резко ответил он.

— Вот именно. Я с первого дня это хорошо почувствовала, поэтому стучала перед тем, как войти в кабинет.

Я, если ты хочешь, избавлюсь то нее…

— Я зачем? Во-первых, это не ее вина. А потом тебе все равно понадобится другая.

Это было любопытное ощущение. Франсуа чувствовал, так будто бы освободился от какого-то груза и в то же время в атмосфере происходило что-то необычное, что беспокоило, как бывает, когда идешь по зыбучим пескам.

Бебе была так спокойна! Но разве не она стремилась выйти за него замуж? Разве она не знала.

— Феликс знает? — спросила, приступая к вечернему туалету.

— Должен догадываться. На эти темы мы с ним не разговариваем.

— А-а!

— Зачем это „а“?

— Ее муж не знает?

Тогда Франсуа смутился. Ее муж был телефонным монтером. Добрый малый, такой же усатый, как папаша Донж. Ему пришлось два или три раза чинить линию в их доме, он работал в присутствии Франсуа и своей жены.