Жорж Сименон - Правда о Бебе Донж

Почему Франсуа вспомнил ту сцену в Каннах, когда он направился к окну и закурил сигарету?

— Не знаю, что еще… — вздохнула Жанна. — Пойдем лучше спать.

— Побудь еще немного.

Голос Франсуа был сердечен. Он никогда еще не чувствовал такой близости со свояченицей. Ему казалось, что отныне у него появился друг.

— Обо мне она никогда тебе не говорила?

— В каком смысле?

— Не знаю… Она могла бы пожаловаться. Могла бы…

— Вы часто ссорились?

— Никогда.

Теперь Жанна задумалась.

— Любопытная эта разница между двумя братьями… Конечно, можно сказать о такой же разнице между двумя сестрами. У Бебе и у тебя вид счастливых людей, которые не усложняют себе существование. Зачем? Посмотри на меня и на Феликса. Мы вместе и мы довольны. А что было, если бы искали…

— Что? — спросил он тихо, так как она не закончила фразу.

— Ах, да разве я знаю!..

Она поднялась. Можно было сказать, что Жанна как будто пропиталась ночной влагой, и ночь проникла в них обоих какой-то таинственной тревогой.

— Зачем все время задавать вопросы? Мы делаем все возможное, как делали наши родители и будут делать наши дети. Ну! Поднимайся. Думаю, тебе лучше лечь в свою постель.

— Бебе была несчастна, — прошептал Франсуа, не двигаясь.

— Тем хуже для нее! Каждый сам строит свое счастье и свое несчастье…

— Или его строят другие…

— Что ты хочешь сказать? Это ты ее сделал несчастной? Это ты так говоришь из-за Ольги. Ты думаешь, что она поступила так, потому что узнала правду?

— Нет.

— Что тогда? Разве я спрашиваю Феликса после возвращения из деловой поездки, чем он там занимался? Я не хочу этого знать. Однажды я заявила ему: если я не вижу, значит я этого не знаю…

— Ты лжешь.

— Нет, не лгу!

Эти последние слова она буквально прокричала, топнув ногой.

— Ты прекрасно знаешь, что лжешь.

— Ну и что? А что будет, если… Скажи, Франсуа. Вот ты и Бебе. Вы задавали вопросы о самих себе, интересовались ли…

— Нет, точно нет!

— Почему точно?

— Бебе всегда жила одна…

— А разве все в мире не живут одни? Ну, пойдем. А то ты вдруг еще раз упадешь в обморок.

Она закрыла окно, повернула выключатель. Залитые светом, они избегали смотреть друг на друга.

— Тебе не надо принять перед сном таблетку? Уверен, что от горячего напитка тебе не станет лучше? Ну, хорошо! А вот и прислуга отправилась спать.

Она ходила по комнате, стараясь принять вид доброго ребенка.

— Вставай, Франсуа! Завтра…

— Что завтра?

Почему он тогда ощетинился, когда Бебе, почти покорно, во всяком случае робко, едва войдя в дом на набережной Таннёр, прошептала, глядя на портрет папаши Донжа с пышными усами:

— Я хотела бы знать твоего отца…

Это не было пустым словом. Бебе никогда не произносила напрасных слов, как ее сестра. И это было сказано не из вежливости.

Бебе пришла издалека и принесла с собой, в себе, немного от отца, который погряз в сложностях, немного от матери, — величественной необдуманности, немного Пера с праздниками и буднями.

Все восемнадцать лет ее мозг работал одиноко, и совсем одна она пыталась стереть мерзкое воспоминание о гречанке и полицейском, которые занимались любовью на столе для глажения белья.

Тогда, в Руаяне, она сразу поняла роль маленькой танцовщицы, Бетти или Дези. Она сказала ему об этом. Она искала не брака, как Франсуа думал с гордостью. Пример брака был у нее перед глазами. Не искала она и соединения, при воспоминании о котором она все еще бледнела.

Она вошла в дом на набережной Таннер с застывшей тревогой. Она вошла в него с человеком, который должен был всегда стать ее спутником. Она смотрела на стены, будто ощущая плотность воздуха, она пропиталась семейным запахом и прошептала у портретов:

— Я хотела бы знать твоего отца…

Возможно, тогда им было легче понять друг друга.

Она спустилась в его кабинет и взглядом обласкала то место, где каждый день сидел Франсуа, и тот квадрат набережной, который открывался его взору.

— Ты не хочешь, чтобы…

А он ничего не понял! Разве место жены не наверху, в квартире? Пусть занимается домом! Пусть занимается ремеслом супруги, следит за обоями, покраской, отдает распоряжения кухарке и пытается наладить связи в городе.

Он так ей и посоветовал.

— Когда у тебя появится несколько подруг, а это наступит скоро, ты больше не будешь скучать.

— А я и не скучаю.

Жанна, по-матерински, зажгла в изголовье лампу, убедилась, что в графине есть вода, а постель в порядке.

— Обещай мне сейчас же лечь? Я могу тебя оставить?

Ему захотелось расцеловать её в обе щеки. Ведь более десяти лет Франсуа считал ее неинтересной толстушкой!

— Не думай слишком много о случившемся, все устроится!.. Спокойной ночи, Франсуа…

Она прошла к Жаку, убедиться, что мальчик не раскрылся во сне, потом заглянула в комнату своих детей, затем Франсуа услышал, как она разделась у себя и бросилась в постель, где перед сном еще выкурила сигарету.

К каким воспоминаниям ему следовало вернуться? К мадам Фламан? При этой мысли его лоб стал влажным. Это казалось ему невозможным, чудовищным. Это было скорее всего от какой-то безнадежности. Ведь подумать только, что какая-то физиологическая потребность иногда зарождалась и руководила им.

Вспомнить Канны, где он неловко орудовал веслами под ироничными взглядами матросов с яхты?

Но ведь это было так по-человечески! Усталость после проведенной в вагоне ночи, после брачной церемонии и традиционного банкета… Законное желание овладеть своей женой…

Нужно ли было ей требовать эту прогулку в лодке? Перед ним опять возник очень романтичный силуэт Бебе.

Ну, хватит об этом.

Он не спал. Ворочался в кровати, боялся, что Жанна, услышав его ворочание, подумает, что с ним опять случился обморок. Если же у него после обеда и был обморок, то от ярости, потому что…

Больше он не раздражался. Старался понять, ко всем проблемам подойти почти с научной точки зрения. Франсуа боялся неясности, половинчатых решений. Ведь его всегда считали положительным человеком.

Он не думал о Бебе. Проблема была не в ней. Проблема была в Нем.

Почему, по какому праву, он так долго жил рядом с ней, не понимая ее? Как он мог до такой степени ошибиться, чтобы возненавидеть Бебе?

— Я хотела бы знать твоего отца…

Почему он не понял, что с ее стороны это был шаг навстречу? Теперь он находил сто примеров, когда не понимал ее. Например, когда она сидела рядом с ним, спящим, и слушала его дыхание…

Он был мужчиной. Отныне он был спутником. Она ничего не знала о нем или почти ничего. А ведь он спал рядом с ней, его тело находилось рядом с ее телом. Он дышал. Закрыв глаза, он, наверное, спал, а она ничего не знала о его снах. Но даже, когда его глаза были открыты, разве могла она проникнуть в его мысли?