Кэрри Лонсдейл - Лазурь на его пальцах

Фигура Фила была по-прежнему выше и худощавее, нежели у Томаса и Джеймса. Шитые явно на заказ строгие брюки и белая сорочка добавляли к его девятнадцати лишние пару-тройку лет. Выглядел он в целом благородно и напыщенно. Он казался намного старше меня – и совсем не моего круга. Мне был совершенно чужд тот мир, в котором обитало семейство Донато – с его дорогущими одеждами и автомобилями, со зваными ужинами и официальными приемами. Люди вроде меня видели подобный стиль жизни разве что по телевизору. Мне все это казалось пугающим. И сам Фил тоже внушал мне страх.

Я снова посмотрела на дом, в волнении заламывая пальцы.

– С Джеймсом все будет в порядке?

Но Фил лишь пожал плечами:

– Похоже, Эдгар не на шутку рассердился. Что Джеймс такого натворил?

– Пропустил тренировку по футболу.

Едва эти слова сорвались у меня с языка, как внутри что-то екнуло: Фила-то это совсем не касается.

– Так, значит, наш «золотой мальчик» на деле не такой уж золотой? – издал он ехидный смешок. Потом указал рукой в сторону моего дома: – Давай провожу?

– М-м… Давай, – машинально согласилась я.

Неспешной походкой мы двинулись прочь – совсем не так, как всего несколько мгновений назад я бешено неслась к дому Джеймса. Я все еще никак не могла прийти в себя, на лбу и шее выступили капли пота. Не задумываясь, я подергала на груди майку, обмахивая тело ее тонкой материей, и тут же краем глаза заметила, что Фил внимательно следит за моими движениями. Я тут же перестала теребить одежду, неожиданно вспомнив о своей маленькой груди, которая в этом году наконец-то проявилась.

– А ты сильно повзрослела с тех пор, как я тебя видел в последний раз, – заметил Фил.

Мои и без того пылавшие после бега щеки теперь просто зажгло. Я опустила голову… и тут же округлила глаза: я по-прежнему была в своем фартуке с рюшечками, в котором пекла дома печенье. Я торопливо сдернула с себя передник.

– Ты очень мило выглядишь. Тебе он, кстати, идет, – обмолвился Фил.

Я свернула фартук в тугой комок и сложила руки на груди, пряча притягивающий его взгляд вырез на майке и свою подросшую грудь.

– А ты надолго приехал? – спросила я, переводя разговор и пытаясь отвлечь Фила от столь откровенного разглядывания моей фигуры. И заметно ускорила шаг, желая поскорее добраться до дома.

– Ненадолго. Всего на пару дней.

– Что, твой отец опять в разъездах?

Фил криво усмехнулся, явно потешаясь надо мной. Теперь он не нуждался в чьей-то опеке на время отцовского отсутствия, как это было, когда я встретила его впервые. Теперь он был студентом колледжа. Вот черт, какой дурацкий вопрос!

Лицо у Фила вдруг стало серьезным, едва ли не взволнованным. Может, он вспомнил о Джеймсе? Я за него тоже очень переживала. У меня перед глазами до сих пор вставала картинка, как мистер Донато вытягивает из брюк ремень, и от гнева у него багровеют щеки, чуть ли не вываливающиеся из-под тугого воротничка рубашки. За последние пару лет он изрядно прибавил в весе.

– С Джеймсом же все будет хорошо, да? – снова спросила я, отчаянно нуждаясь, чтобы меня успокоили на этот счет. – Мистер Донато был слишком уж серьезно настроен.

– Ничего с Джеймсом не случится, все будет нормально. Просто мистер Донато малость перенапрягся на работе, только и всего.

«И теперь он выместит это на Джеймсе?» – подумала я и в панике взглянула на Фила.

Тот задумчиво потер пальцами подбородок.

– Послушай, Эйми. Мой отец уже совсем немощен, и Эдгару приходится управлять «Донато Энтерпрайзес», пока я не стану достаточно взрослым, чтобы принять контору в свои руки. А еще мне осталось всего два года доучиться в колледже.

Из всего, что он мне объяснял, меня сразили два момента: что он ничуть не думает о Джеймсе и что его отец при смерти. Мамочки мои, какая же я эгоистка! Поцелуй Джеймса и грозящее ему наказание меня будто оглушили.

– Очень сочувствую… Жаль, что с твоим отцом так плохо. И все же здорово, что он передает тебе компанию. Теперь по окончании колледжа тебе не придется искать работу.

– Это точно, – кивнул Фил. – Еще очень давно, когда я был совсем мальчишкой, папа говорил, что хочет когда-нибудь передать мне свое место.

Он остановился. Мы подошли к моему дому.

– Спасибо, что проводил, – сказала я.

– Всегда рад.

Я слегка взмахнула на прощанье рукой и отступила к крыльцу.

– И спасибо тебе за сочувствие по поводу моего отца. Это много для меня значит… Погоди-ка! – позвал он, когда я уже была у двери. – А Джеймс все так же рисует у тебя дома?

Моя ладонь застыла на дверной ручке. Откуда он узнал, что Джеймс занимается живописью? Да, Фил когда-то подкинул мне идею хранить у себя кисти и краски Джеймса – но я никогда ему сама об этом не говорила. И Джеймс бы тоже не сказал. За исключением моих родителей, о том, что Джеймс устроил у нас на веранде свою студию, знали только Ник и Кристен. И уж точно ни один из них не проболтался бы об этом ни Томасу, ни тем более Филу, боясь, что те расскажут об этом его родителям.

Тут я вспомнила про свои записки в столе Джеймса. Когда мы оба учились в средних классах, я не раз ему писала, спрашивая, не собирается ли он зайти после школы ко мне порисовать, незаметно передавая ему свои послания в коридоре на перемене. Фил, должно быть, читал мои записки.

У меня ухнуло сердце, и на лице, вероятно, это отразилось, поскольку Фил сразу расплылся в широченной ухмылке – мол, «я знаю вашу тайну». У меня будто кровь отлила от головы.

– Не бойся, – кивнул мне Фил, – я не выдам секрет Джеймса. Но мне бы очень хотелось посмотреть его работы.

И он направился ко мне.

Я тяжело сглотнула. Моя рука в нерешительности повернула дверную ручку, дверь чуть приоткрылась…

– Мне не разрешают в отсутствие родителей приглашать в дом посторонних.

– Но ведь я не посторонний. И вообще, – он остановился на ступеньке крыльца, – знаешь, если с Джеймсом у тебя не сложится, я был бы рад с тобой встречаться.

Я даже опешила. Он серьезно?! Фил же меня настолько старше!

– Извини, но я не могу никого пускать. Пока, Фил! – И я быстро скользнула в дом. Мне хотелось как можно скорее скрыться от него за дверью.

– Подумай об этом, Эйми. За эти годы я часто о тебе вспоминал. Это было бы очень здорово. – На прощанье он отсалютовал, коснувшись двумя пальцами своих губ и взмахнув рукой в мою сторону, а потом скрылся из виду. Входная дверь наконец захлопнулась.

Я заперла замок и, развернувшись, сползла на пол, прижавшись спиной к двери. Закрыла лицо ладонями. Ф-фу! Встречаться с Филом! Надо же такое предложить!

Итак, он знал о занятиях Джеймса, и это был мой промах. Мне вообще не следовало об этом упоминать в своих записках. А Джеймсу не надо было их у себя хранить. Но это был Джеймс – и я не могла его винить. Он был очень сентиментален. Одаренный художник с очень чувствительной душой.