Юлия Михалева - Невидимые

— Актеров привязали к стульям и заткнули им рты. Шумели они. И то, что один все же выжил — чудо. Ему как-то удалось сдвинуть кляп и позвать на помощь. Так что, как сами видите, Алекс все предусмотрел. Мы намеревались просто прийти и тихо задержать его, но, вместо того, случилось то, что случилось. Хорошо еще, что до представления оставалось время, и хотя бы зрители не начали собираться. А иначе представьте, чем бы все закончилось.

— Но как же Бочинский?

— Очередная несчастная случайность… Кто-то из наших промахнулся. Надеюсь. Ну, знаете, Тимофей Семенович многим тут был неугоден.

— Да… Но зачем вы мне обо всем рассказали?

Городовой помедлил.

— Возможно, я, как и вы, хочу справедливости… Наш участок… — он махнул рукой. — Ведь все замнут.

Полицейские, водворив нового постояльца в арестантскую, возвращались обратно.

— Сударь, повторяю: сейчас не самый подходящий момент, чтобы беспокоить сыщиков. Господин Червинский очень занят… Мне пора идти. Нам не стоит обращать на себя внимание. Надеюсь, мои слова вам помогут. И вот еще… Я совсем забыл вам сказать. Сегодня Лукьянова возвращается домой.

— Домой? — чересчур громко воскликнул Бирюлев.

— Верно, сударь: вам бы стоило пойти домой и отдохнуть. Вы слишком взволнованны. Да, домой. Раз она заключила сделку со следствием, то ее отпускают. И будут тщательно охранять от тех, кого она опасается.

— Она убийца!

— О том известно вам, мне и всем остальным в участке. Но официально виновен Алекс.

"Да… Я".

Существо, которое достали из колодца, корчилось под солнечными лучами.

"Я уже почти месяц сам ищу эту суку…"

"Ты никому об этом не говорил?"

О, боже.

"Нет… Понимаете, моего отца убили невидимые…"

"Невидимые?"

Хозяин театра резко повернулся к Бирюлеву. Пристально посмотрел в глаза, удивленно подняв треугольные брови — и вдруг сменил гнев на милость.

Теперь все понятно… Сначала он решил, что репортер догадался — но потом выяснил, что преступление Елены приписывается другим. Это его устраивало. И, вероятно, только лишь потому Бирюлев спокойно ушел оттуда.

Нет, он больше не жалел, что настолько разговорился.

— Те преступники, что скрывались в театре… Это же не невидимые?

Городовой пожал плечами.

— Увы, тут я мало чем могу вам помочь. Все материалы у Червинского. А почему вы так думаете?

— Отца убили не они… — не слишком ясно объяснил репортер.

Однако полицейский не стал расспрашивать. Кивнув на прощание, вышел.

Сперва Бирюлев просто смотрел ему вслед. Потом сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, похлопал себя по щекам… Принялся бродить из угла в угол, вызывая косые взгляды и недоуменные вопросы.

Если уж кому и следовало умереть — так это лживому Червинскому.

Прошло не менее четверти часа прежде, чем репортер заключил, что способен увидеть сыщика.

Тот, как обычно, сидел за своим столом. Ссутулившись, теребил край бумажного листа и глядел куда-то в сторону.

— Червинский?

Синяки под глазами. Кожа серая, будто ему нездоровилось. Морщины, шедшие от углов носа, стали отчетливее. Бирюлев полагал, что они почти одногодки — но теперь сыщик казался гораздо старше.

— Слышал, вы почти задержали невидимых?

— Мы попали в ловушку. Полагаю, всему виной кто-то из наших, — Червинский по-прежнему рассматривал стену.

— Неужели?

Бирюлев снова глубоко вдохнул. Если бы только отважиться на пощечину.

— Нам не стоило спешить. Мне следовало сначала получше расспросить Макара.

— Того рабочего из гостиницы?

— Да.

Репортер неприятно рассмеялся.

— В чем дело? Что вас развеселило? — сыщик наконец-то поднял глаза. — Вам что-то известно?

— К чему весь этот спектакль? Я знаю, что ваш Макар… хм… как у них — то есть, у вас — называется… что-то вроде младшего помощника того, кого вы якобы пытались поймать.

— Что?

— Я видел его в том театре. Вместе с преступником.

— Вы встречали Иванова?

— Вашего Алекса? Да.

Сыщик потряс головой.

— Как? Когда? Почему вы мне сразу не сказали? Ведь это бы изменило все!

Бирюлев пожал плечами.

— Так и вы со мной не откровенничали.

Червинский запустил пальцы во всклокоченные вихры.

— Господи, что я наделал.

— Зачем вы передо мной-то паясничаете?

Сыщик молчал.

— Вы неплохо постарались, Червинский: семь погибших и двое раненых. А с Тимофеем Семеновичем у вас отношения не ладились… Удобно вышло, — слова опережали мысли.

— Да что вы городите, Бирюлев?! Ровно половину застрелили преступники!

— Которых там не было?

— Иванов и его банда ушли заранее, чего мы не знали. Газетчики все переврали… Однако я не пытаюсь оправдать гибель четырех человек. Но других они убили сами.

— Вот как? А, может, это сделали призраки?

— Да выслушайте же! Я осмотрел тела. Те люди погибли не от шальной пули: в них стреляли намеренно. Думаю, со сцены. Двоим, что были повернуты к ней лицом, в грудь. Третьей — в голову. Она лежала в проходе, и ее не связали. Полагаю, Иванов застрелил ее, чтобы напугать остальных, когда она пыталась бежать.

— Вы больше не сможете меня обмануть.

— У меня есть еще доказательство. В трех случаях использовалось оружие меньшего калибра. Разница небольшая, но она есть, и ее легко заметить. Может, взглянете сами?

— А почему бы вам, вместо того, чтобы строить догадки, просто не расспросить выжившего актера?

— Он не может ничего рассказать. Ему делают уколы, чтобы он спал. Когда просыпается — только мечется и кричит.

— Ведь он умрет, да? — намекнул Бирюлев.

— Полагаю, физически он вне опасности, — сухо ответил Червинский.

— Слышал, вы отпустили убийцу отца? — репортер резко сменил тему. — Елену Парижскую?

— Кто вам сказал?

— Неважно.

— Да. Мы отвезли ее домой.

— И выставили охрану?

— Это наш последний шанс. Если дьявол не только хитрый, но и безумный, как о нем говорят, он в самом деле придет за ней, — сыщик вытянул перед собой руки, снова уставившись в пустоту. — И, бог даст, мы его все же схватим…. Если, конечно, вы его не предупредите по старой дружбе.

— Я? Да я видел его лишь раз в жизни, когда пытался отыскать правду. Нет, вы наверняка сделаете это сами. Ведь вы — один из них.

— Бирюлев!

В участке упоминали, что у театра был фотограф. Однако снимки в газетах не появились:

— Так понятное дело — разве можно такой страх помещать? — перешептывались полицейские.

Покинув сыщика, репортер направился прямиком к конкурентам. Разыскал фотографа и, не торгуясь, купил у него то, что хотел. Затем пошел уже в собственную редакцию.

— Георгий! Надо же — ты все же изволил явиться, — возмутился Титоренко. — Мы понадеялись на тебя и упустили важную новость. Этому не может быть иного объяснения, кроме того, что ты не желаешь работать!