Юлия Михалева - Невидимые

Червинский даже не помнил родителей. Отца казнили, а мать сослали, когда ему не исполнилось и трех лет. Бездетные Рябинины — ныне покойные дядя и тетка — вырастили его, как сына. Когда племянник вырос, полковник рассказал ему то, о чем всегда придется молчать.

Но это не повлияло на желание пойти на службу в полицию, хоть дядя и предупреждал, что рано или поздно правда может всплыть — и тогда наступит конец всему.

Любопытно, что Бочинский разнюхал давнюю историю, но упустил из виду, что убитый невидимыми Рябинин заменял напарнику отца. А ведь дядю нашла жена племянника. Червинский, к счастью, успел вовремя, и сделал все, чтобы ее имя не появилось ни в каких протоколах и нигде не звучало. Однако приложи Бочинский немногим больше усилий — и он бы его узнал.

Червинский ненавидел седого сыщика — но не он был предателем.

Кто?

Еще один из бесконечного множества вопросов, на которые не найти ответов…

Связана ли Митрофанова с невидимыми? В какой степени?

По приказу Бочинского, который желал любой ценой закрыть дело, сыщик вынудил прачку и ее дочь признаться в убийствах Коховского и Павловой.

Однако сама она говорила, что задушила только прежнюю хозяйку, и твердо стояла на том, что вынесла из чужого дома лишь одну вещь.

Очевидно, Матрена боялась тех, кто сжег ее избу и отрезал косу дочери — юной воровке.

Но, в таком случае, чтобы выгородить их и заслужить прощение, ей следовало добровольно взять вину на себя. Она же это не сделала.

Почему? Неужели правда в том, что, как Митрофанова и сказала, невидимые преследовали ее за кражу статуэтки, за которой охотились сами?

Как это понять?..

Вороватые жители берега всегда умели молчать, а если и открывали рты, то слова немногого стоили. Как же сложно выловить в реке лжи хоть песчинку правды!

Червинский многое упустил с самого начала. Он отнесся к первому убитому, сумасброду Грамсу, спустя рукава. И этому не было оправданий. Но кто знал, что дело разрастется и примет такой оборот?..

А эти следы? Отпечатки детских рук и ног, перепачканных в муке? Они были повсюду… На полу. На стенах…

Как они там оказались? Кто их оставил?

Впрочем, Червинскому об этом никогда не узнать.

Бирюлев убедительно сообщил городу, что сыщик в сговоре с преступниками.

Да, на шее затягивалась невидимая удавка.

А может, не стоит и дожидаться?..

Гадко на душе.

В самом деле, впору в петлю.

Червинский уже который день о том думал. Однако все же побрел не в лес, а к своему дому — маленькому, светлому, солнечному. За его порогом всегда начинался другой мир.

Толкнул калитку.

Все домашние во дворе. Ольга вязала в тени, прислуга развешивала белье, девочки возились с глупой рыжей собакой.

Увидев отца, тут же ее позабыли. Все три косматые да бровастые облепили, разом повиснув на шее.

— Папочка пришел!

— Коленька? Ты так рано, — удивилась супруга. — Сейчас велю тебе обед подать.

— Не беспокойся, Оля. Здравствуйте, дочки! — сыщик поцеловал каждую в упругую щеку.

— Ой, папа! Чем от тебя так пахнет? Фу!

— А мы знаешь, что делали? Мы бросали мячик через забор, а Магда приносила с улицы!

— Пойдем! Поиграй с нами!

В каком мире им придется жить?..

Нет, рано так просто сдаваться.

Пролетка остановилась неподалеку от дома мсье Жана.

— Вон там спуск, сударь. Не обессудьте, но дальше я не поеду.

Расплатившись, Бирюлев спрыгнул на землю и остановился, смотря вниз, на крыши бедных лачуг. Они уползали вдаль.

"Невидимые в Старом городе. В красном доме с цветными стеклами". Так сказала укутанная в тулуп девчонка на берегу.

Безрассудство. Что он станет делать, если действительно получит ответ?

Бирюлев сошел вниз по накатанной и натоптанной, хорошо утрамбованной земле.

Улица. Серая, немощеная. Пахло сыростью и отходами. С одного края — от города — нависали слипшиеся стенами высокие хибары. С другого — дома пониже да пореже.

Бродяги, нищие попрошайки, дети из бедноты. Руки тянутся со всех сторон.

— Подайте копеечку!

Взгляды встречных впивались иглами, шарили, скользили.

Впереди — приметный дом, огороженный массивным забором с распахнутыми настежь воротами. Трактир. На покореженной, закопченной с одного угла вывеске, надпись — "Муслин". Несмотря на дневной час, со двора доносился шум. Репортер быстро прошмыгнул мимо.

Спустя несколько шагов дорогу перегородили пьяные оборванцы.

— О, глядьте-ка — какой барин сюда пожаловал.

— Щедрый, небось? Господь делиться велел.

Бирюлев достал кошелек и бросил на землю. Снял часы — отцовский подарок — швырнул туда же.

— Больше у меня ничего нет.

— Хочу твою шляпу, — заметил один из овражников.

Репортер снял и ее.

— Я могу идти?

Не дожидаясь ответа, пошел, оглядываясь в поисках дома, похожего на описание.

Чем дальше — тем неприятнее. Теперь его провожали не только колючие взгляды. К ним добавились улюлюканье и ехидный смех, что доносились со всех сторон:

— Ох, какая красотка!

— Что же ты забыл здесь, франтишка? Разорился?

Бесцельно бродить бесполезно. Нужно спросить.

Репортер остановил простоволосую женщину, которая, переваливаясь, несла куда-то связку ощипанных кур.

— Я ищу красный дом с цветными стеклами.

Она протянула ладонь. Бирюлев обшарил карманы в поисках мелочи, но ничего не нашел.

— Я уже все отдал.

Она пожала плечами и побрела дальше.

Репортер отчаянно выкрикнул, адресуясь всей серой, грязной, пыльной от рыжей земли улице:

— Красный дом с цветными стеклами! Где он?

Смех стал громче.

Бирюлев продолжил бесцельный путь.

Кто-то свистнул. Он не стал оборачиваться.

— Эй, ты! — окликнули его.

У крашеной в синий цвет избы человек с ссутуленной, согнутой колесом, спиной возился с маленькой рыжей девочкой.

— Вернись назад на широкую дорогу. Сверни налево и иди почти до конца. Дом, что ты ищешь, будет справа. Ты его сразу приметишь: он большой.

— Спасибо, — от всей души поблагодарил Бирюлев и ускорился.

Выйдя на указанную улицу, и вовсе едва не припустил бегом.

Местный житель не обманул: красный ухоженный особняк с витражными окнами словно спустился в эту клоаку сверху, из нормальных людских кварталов.

Перед домом безликие люди в темной одежде бросали ножи в установленные поодаль доски. Голова одного утопала в повязках, точно у египетской мумии. Проглядывали лишь глаза, нос и рот.

Увидев Бирюлева, прервались, уставились на него.

Что им сказать?

Ощупав неприятными взглядами с ног до головы, они молча вернулись к своему занятию.

Не оставалось ничего, кроме как подойти и толкнуть украшенную резьбой створку двери и оказаться в просторном коридоре, застланном ковром.