Мэри Стюарт - И девять ждут тебя карет

Туфля была моим алиби. Вежливо пропустив их, я направилась в свою комнату, очевидно для починки туфли. В ответ на мою улыбку дамы сделали два вежливых и тщательно рассчитанных кивка и проплыли мимо, направляясь к парадной лестнице.

Наконец шорох их юбок затих. Испуганно взглянув на дверь гостиной Элоизы, я снова подобрала юбки и повернула к комнате Филиппа.

Заурчали часы, собираясь бить. Полночь. Я улыбнулась. Точно в самую полночь. Потом откуда-то взялась странная мысль, и я остановилась. Полночь. Упавшая туфелька. Бегство с бала.

Я нахмурилась. Это было так нелепо, что внушало неясное беспокойство. Потом я пожала плечами и засмеялась.

– Ну-ка, фея, где твои тыквы? – сказала я себе и взялась за ручку двери Филиппа.

Филипп не спал. Прокравшись в его спальню, я увидела, что он сидит в халатике на кровати, не отрывая глаз от двери. В камине весело горел огонь, который должен был потухнуть несколько часов назад. Занавеси, закрывающие высокую дверь на балкон, были раздвинуты, и лунный свет ложился косой широкой, как свет театрального прожектора, полосой на изголовье кровати.

Лунные лучи ярко освещали сидящего мальчика, окрашивая его лицо в желтоватый, почти восковой цвет, черные глаза казались огромными. Он выглядел очень хрупким.

Но он казался очень оживленным и, едва увидев меня, сказал:

– Вас не было целый век.

– Ты сказал «в самую полночь», помнишь? Полночь только что наступила.

– Полночь? Правда? – Он был очень доволен. – Я развел огонь, зная, что вы придете.

– Конечно. Как это тебе удалось не заснуть до сих пор? – Увидев нетронутую чашку какао на столике у кровати, я засмеялась: – Понятно, на голодный желудок не спится. У тебя не слипаются глаза?

– Немножко, – признался он. – Но мне хотелось, чтобы горел огонь.

– Ты все время сидел вот так?

Он смущенно отвел от меня большие черные глаза и стал щипать покрывало.

– Я надеялся… я думал, не посидите ли вы со мной, если уж пришли?

– А в чем дело, Филипп? Что-нибудь случилось? – спросила я, сев к нему на кровать.

Он энергично покачал головой, но потом бросил на меня один из своих загадочных взглядов искоса. Я потянулась к нему и взяла за руку:

– Что случилось, малыш?

– Кошмары! – сердито пробормотал он.

– О господи, а я и не знала. Какой ужас! Какие кошмары?

– Кто-то заходит ко мне, – ответил он, – трогает меня.

Как ни странно, его слова испугали меня больше, чем рассказ об обычном кошмаре, когда снится, что тебя преследуют, а ты бежишь, но при этом не можешь сдвинуться с места.

Немного передернув плечами, словно холодок пробежал у меня по спине, я сказала, кажется, слишком уверенным тоном:

– Ну, Филипп, это просто сны. Никто к тебе не приходил и не трогал. Правда, я иногда захожу к тебе, когда ты спишь…

– Нет, – упрямо сказал Филипп, – не вы. Если бы вошли вы, я бы не испугался.

– И часто у тебя бывает этот сон?

Он кивнул.

– Ты не просыпаешься от него? Если проснешься, позови меня, и я приду.

– Я зову, но меня не слышно.

Я похлопала его по руке. Она была очень маленькая и холодная.

– Значит, ты еще не проснулся. Это просто сон. И вполне может быть, что во сне ты видишь меня. Я обычно захожу к тебе перед сном. Ты всегда крепко спишь.

– Правда?

– Как бревнышко. И храпишь.

– Спорим, что не храплю.

– Спорим, что храпишь. А теперь послушай. У меня есть к вам предложение, мсье граф де Вальми. Раз ваша милость не соизволит спуститься в столовую на ужин в праздничную ночь, не угодно ли вам, чтобы ужин явился к вам сюда?

– Ужин? Но я уже поужинал.

– Это было несколько часов назад, – сказала я, – а я совсем не ужинала. Не будет ли ваша милость так любезна принять участие в полуночном пире вместе со мной и вашим кузеном Раулем?

– Полуночный пир? О, мисс Мартин! – Большие черные глаза радостно блеснули в лунном свете, потом их взгляд стал неуверенным. – Вы сказали, с моим кузеном Раулем?

Я кивнула:

– Он сказал, что принесет еду сюда и… о, вот и он.

Дверь спальни бесшумно открылась, и вошел Рауль, нагруженный бутылками, за ним следовал один из официантов с подносом. Рауль поднял длинную аристократическую бутылку с золотым горлышком, шутливо приветствуя нас.

– Привет, мсье граф де Вальми! Пожалуйста, поставьте сюда поднос, хорошо? – обратился он к официанту. – Спасибо. Как вы думаете, вы сможете потом унести отсюда остатки? Тайно, конечно.

– Конечно, мсье.

Лицо официанта оставалось совершенно неподвижным. Что-то перекочевало из руки Рауля в его ладонь.

– Прекрасно. Тогда это все. Спасибо.

– Благодарю вас, мсье.

Официант наклонил голову, проскользнул между мной и кроватью, вышел и закрыл за собой дверь.

– Значит, у нас действительно будет полуночный пир? – спросил Филипп, немного исподлобья глядя на двоюродного брата.

– Без всяких сомнений. – Рауль ловко открывал бутылку с золотым горлышком. – Тайный… А, вот и все. Громкий звук, а, Филипп? У тебя здесь очень уютно, лучше не бывает. И прекрасный огонь. Тебе не холодно, Линда?

– Нет, спасибо.

Рауль наливал мне шампанское. Филипп, забыв о своих сомнениях, выпрыгнул из кровати:

– Это лимонад?

– Это царица всех лимонадов.

– Шипучее, правда? Выстрелило, как ружье.

– Ружье или не ружье, но я сомневаюсь, чтобы это было вашим привычным напитком, кузен. Я принес тебе настоящий лимонад. Возьми.

– Это больше похоже на лимонад, – согласился Филипп, принимая из рук Рауля высокий стакан с шипящим желтым напитком. – Мадемуазель, хотите немного моего настоящего лимонада?

– Выглядит чудесно, – сказала я, – но мне не хотелось бы обижать твоего кузена.

Рауль, ухмыльнувшись, подал мне бокал шампанского:

– Не думаю, что вы привыкли к этому, но не могу же я сделать залогом вашего обета что-нибудь другое.

– Залогом обета? – спросил Филипп. – А что это такое?

– Это когда клянутся, – ответила я. – Дают обещание.

– А сейчас тост, – сказал Рауль, поднимая бокал, так что в тысяче пузырьков словно заплясали языки пламени. – Встань, Филипп, чокнись с мисс Мартин, потом со мной… а теперь выпей за наши обеты и за то, чтобы мы их соблюдали как можно дольше.

Филипп, удивленный словами Рауля, послушно отпил лимонада, потом нерешительно перевел глаза с Рауля на меня, посмотрел вниз, на поднос, который официант поставил на низенький столик перед камином.

– А когда мы начнем наш пир?