Алексей Биргер - Смерть воды и огня

— То есть, этот разговор происходил ещё при жизни Дурманова? — перебил Игорь.

— Да. Буквально за день, за два до его смерти.

— И с тех пор вы больше не общались?

— Нет.

— И что вас, в итоге, смущает?

— Несколько вещей, — ответил Студнев. — Во-первых, страх Черемшина был вполне неподдельным. Во-вторых, то, что Дурманова убили — причем, как вы уточнили, уже ПОСЛЕ нашего разговора. Такое впечатление, что Черемшин, обратившись за помощью к Дурманову, пересекся с чем-то, очень его напугавшим — даже его, при всей его отрешенности от мира. Он говорил о том, что опасность перестанет существовать после его поездки в Италию… Как это понимать? И, в-третьих, за последние дни с нами произошло два неприятных инцидента… Того типа, которые вполне можно было бы назвать попытками покушений. Словом, Акличаг считает, и я в этом с ним согласен, что во всей этой истории надо как следует разобраться.

— Если у вас есть конкретные подозрения, то почему вы не обратились в милицию? — спросил Игорь.

— По двум причинам. Во-первых, милиция отмахнется от нас, скорей всего. Она перезагружена более горящими делами, наши улики и подозрения лишь косвенные, да и наш род занятий мог заставить милицию отнестись к нам… гм… несерьезно. И потом, вы ведь понимаете, мы могли подставить Черемшина ни за что, ни про что. Ведь он оказался косвенно причастен ко второму произошедшему с ними инциденту — стал свидетелем…

— Так вы все-таки встретились? — спросил Игорь.

— Да. Я к этому подойду… И потом, связь его страхов со смертью Дурманова вполне вероятна, а для милиции, ищущей хоть какие-то зацепки в этом деле, будет просто очевидна — не требующей доказательств, так сказать — и они, грубо и напористо, возьмут Черемшина в оборот, устроив ему такие допросы и проверки, что старика может инфаркт хватить. Зачем старику лишние стрессы? Да и мы в этом случае будем чувствовать себя предателями… Но самое главное — милиция не сумеет предоставить нам охрану на время нашей поездки в Италию, а, судя по всему, такая охрана будет нам очень нужна!.. - перехватив чуть иронический взгляд Игоря, Студнев быстро добавил. — Вы, конечно, недоумеваете сейчас, зачем нам, способным окружить себя магической защитой, нужна охрана? Неужели, мол, мы настолько не верим в свои силы и сами считаем наши занятия чуть ли не шарлатанством? Нет, не считаем! И, поверьте, одно другому не противоречит!

— Охотно верю, — чуть поспешно заверил Игорь. — Что ж, раз вы к нам обратились, давайте поговорим о делах сугубо земных и практических. И первый вопрос, чтобы потом не было недоразумений: вы приблизительно представляете, сколько стоят услуги частного детективного агентства?

— Приблизительно представляем, — сказал Студнев. — Может быть, слишком приблизительно, но деньги мы найдем. И потом, ведь сама возможность прокатиться в Италию без всяких усилий и затрат с вашей стороны тоже чего-то стоит, да?

— Возможно, — кивнул Игорь. — А теперь давайте поговорим о двух неудачных покушениях — или о том, что вы считаете двумя неудачными покушениями. Как это было? И почему вы считаете, что это не случайность, не совпадение обстоятельств?

— Нам трудно считать это случайностью, — проговорил Студнев. — Дело было так…

Выдалась редкая в ноябре ясная ночь, морозец прочистил воздух, и звезды густо сверкали даже в московском небе, в котором звезд обычно не видно, или видны лишь самые яркие, из-за вечно поднимающейся к небесам городской копоти и отсветов неисчислимых огней, сливающихся в одно сплошное зарево, затмевающее свет далеких звезд. Но в эти часы небо действительно выглядело так, что вспоминалось сравнение, к которому часто прибегали старинные поэты: густо-синий бархат, прибитый золотыми гвоздиками… Из мансарды с застекленной крышей, располагавшейся над десятым этажом могучего «сталинского» дома неподалеку от Красных Ворот — обиталища известного в «авангардных» московских кругах художника — это небо смотрелось особенно чудесно. И присутствовавшие, как они ни были увлечены разворачивавшимся перед ними зрелищем, нет-нет да и поглядывали на это великолепное небо через двойные стекла над головой.

А зрелище, ради которого собрались человек пятнадцать, если не все двадцать, действительно заслуживало внимания. Акличаг, известнейший — почти легендарный — шаман, в очередной раз оказавшийся в Москве проездом между Лондоном и Вероной, согласился дать сообществу «городских шаманов» наглядный урок, просветив их насчет нескольких тонкостей в искусстве владения шаманским бубном — так сказать, проводил то ли семинар, то ли практикум по пользованию шаманским бубном.

Студнев, успевший хорошо изучить своего подопечного, не мог не заметить, что Акличаг чем-то встревожен и обретение нужного настроя дается ему с трудом. Некоторое время Студнев кружил по мастерской, разглядывая работы хозяина, сделанные из самого разнообразного материала и отбиваясь от попыток художника вовлечь его в соавторы. Дело в том, что в последнее время художником владела новая идея: он затеял создавать «синтетические произведения», которые должны были «многомерно охватывать человека и вовлекать в свой мир». На практике это означало, что он ставил свои картины — свои «структуры», как он их называл — на подставки с моторчиками, которые эти картины неспешно вращали, и включал при этом восточную музыку. Художник переживал, что приходится пользоваться «готовыми музыкальными образцами», и просил Студнева, знатока мотивов Забайкалья, Памира и Тибета, написать для него что-нибудь оригинальное, полностью совпадающее с «духом изобразительного ряда». Но у Студнева был один пунктик: он, закончивший консерваторию, ко всему, связанному с музыкой, подходил очень щепетильно, и терпеть не мог дилетантских экспериментов. Это не значило, что он не принимал авангарда и музыкального хулиганства, что они, по меньшей мере, не веселили его — но любое хулиганство, по его глубокому убеждению, должно было основываться на фундаменте твердого навыка и профессионализма. То, на что пытался уговорить его художник, было по меньшей мере непрофессиональным — и Студнев всячески увертывался от заманчивого предложения.

Кое-как отделавшись от художника, он прошел в боковую комнатку, где готовился Акличаг. Акличаг, полностью облаченный в шаманские одеяния, уложивший особым образом свои длинные седые волосы и нанесший особую раскраску на лицо, сидел и хмуро разглядывал бубен, держа его перед собой как зеркало.

— Что-то не так? — спросил Студнев.

Акличаг долго не отвечал. Потом, не поворачивая головы, осведомился:

— Кто тот человек, в углу у окна?

— Понятия не имею, — ответил Студнев. — Вы ведь знаете, к вам в ученики рвется самый неожиданный народ. Если хотите, я могу выяснить…