Алексей Биргер - Игра с джокером

— Я это поняла, — Лиана непроизвольно коснулась рукой своей шеи. — А я ведь не хотела ничего дурного. Как ты думаешь, может женщина желать зла собственному сыну?

— Иногда бывает… Это действительно твой сын? — в лоб спросил Андрей.

Лиана уставилась на него с огромным изумлением — с нее, кажется, даже хмель начал слетать.

— Спятил? А чей же еще?

— Скажи честно — ты не взялась прикрыть чужой грех, за хорошие отступные?

— С чего ты так решил?

— Во всей этой истории есть какая-то неувязка… Какая-то загадка остается…

Лиана покачала головой.

— Нет. Я сама его рожала, мне ли не знать…

— Где-нибудь в отдаленном сельском роддоме?

— Нет. В нашем районном. Там, наверно, история моей беременности и родов хранится, которую не подделаешь.

— Но ты исчезла на много лет, чтобы потом начать шантажировать…

— Я никогда их не шантажировала! — взорвалась Лиана. — Я действительно тосковала по сыну и хотела забрать его к себе, когда дела у меня пошли чуть получше. А что я один раз попросила денег… Это не было шантажом! Я действительно в тот момент нуждалась в деньгах, а в ответ готова была рассказать им то, что никогда никому не рассказывала.

— Что-то опасное?

— Да, — Лиана понемногу остывала. Перехватив её взгляд, Андрей подлил ей шампанского.

— Выходит, ты знала, что некая опасность существует до сих пор? С чего ж тогда ты удивилась моему приходу и моим расспросам?

— Не совсем так. Я готова была рассказать то, что опасно знать. Опасно, но все-таки необходимо — потому что мало ли о какие случайности можно споткнуться в будущем.

— Ты хотела сообщить, кто и на каких условиях выбил для тебя эту квартиру — роскошную по меркам того времени?

— Да. И не только это.

— А что еще?

Лиана не отвечала — будто не слышала. Андрей терпеливо ждал.

Потом она вдруг поглядела прямо ему в глаза.

— Так ты его двоюродный брат из Москвы?

— Да, точно.

— Выходит, это ты в свое время отдал ему свой старый магнитофон?.. Я должна была сразу сообразить!

— Отдал, да… — Андрей развел руками. — Ленька сказал, что может его починить, если я не против, ну, я и уступил ему. Он ведь его действительно починил…

— Он что-то записал на этот магнитофон, вот и погиб.

— Что-то, опасное для Гузкина?

— Не только для него.

— Об этом ты и хотела их предупредить… за деньги?

— Да. Я знала, что этой опасной записи больше нет. Но подумала — а вдруг Ленька сохранил где-то копию, пусть поищут. И уничтожат.

— Ты хочешь сказать, эта запись опасна до сих пор?

— Вполне может быть. Я не знаю!

— Этой женщине… ты что-нибудь сказала о записи?

— Вот уж нет! Она считала меня сволочью… и чуть не убила меня!

— Но при этом отвалила тебе огромные деньги.

— Да. Но она ведь не интересовалась, что мне известно…

— Так что тебе известно, конкретно?

Лиана помолчала, собираясь с духом.

— Незадолго до смерти Ленька сказал, что сделал на магнитофоне какую-то странную запись, насчет которой не мешало бы посоветоваться…

— С кем?

— С… с… со старым другом его отца, который работал в той же области. Я не помню фамилию, то ли Потавлев, то ли Поташев, что-то такое…

— И посоветовался?

— Вроде, да. Во всяком, случае, сказал мне, через несколько дней, что все в порядке. Но ещё через несколько дней меня перехватил на улице Гузкин — он периодически меня перехватывал и пытался заговорить, запугать… — она сделала порядочный глоток шампанского и поглядела на стакан с красным вином, словно прикидывая, не запить ли из него, для пущего эффекта.

— И что он сказал тогда?

— Тогда?.. Он сказал мне: «Если хочешь знать, твой дружок влип. Он сделал какую-то запись, которая опасна для очень крутых людей!» Я не удержалась и спросила: «Откуда ты знаешь?» — «Откуда надо! — ответил он. Так что подумай, не оторваться ли тебе от него поскорее!»

— А потом Ленька погиб.

— Да. Я не сомневалась, чьих рук это дело. Но ещё до того, как Гузкина арестовали и меня вызвали на первый допрос как свидетельницу по делу, ко мне явились двое. «Что ты хочешь за то, чтобы дать нужные показания?» спросили они. Я не поняла, в каком смысле «нужные», и они объяснили: показания, которые не будут «топить» Гузкина и позволят ему отделаться самым мягким приговором. Я сказала, что мне ничего не надо. Тогда один из них и говорит, ласковым таким прикидываясь: «Слушай, девочка, мы ведь добром просим, а могли бы и не просить! Меньше людей — меньше длинных языков!» Я и выпалила, с испугу: «Уж не вы ли те самые, кого Ленька на магнитофон записал?» Они переглянулись и говорят: «Возможно, и мы. Но все равно эта запись уже уничтожена. Однако хорошо, что ты о ней упомянула. Теперь мы знаем, что ты о ней знаешь… А о самом факте, что эта запись существовала, никто не должен знать ещё лет двадцать! Так что вот у нас лишний повод договариваться о взаимных услугах!» Я заплакала и говорю: «Я беременная». «Тем больше ты должна заботиться о своем здоровье, девочка, говорят они. — Давай так. Из этой халупы ты уедешь в хорошую квартиру в новом районе, вместе с теткой…» Я с теткой жила, понимаешь, родители погибли в автокатастрофе, когда мне было пятнадцать… «Заодно, — говорят, — и лишнего позора избежишь, зачем тебе надо, чтобы все соседи на тебя пальцами показывали, на слишком молодую мамашу? Правда, от ребенка тебе придется отказаться…» — «Почему?!» Я чуть не завопила. «Потому что, объясняют, — он теперь для бабушки, для матери этого Жилина, будет светом в окошке, и она возьмется его навещать, помогать тебе… А чем больше контактов между вами — тем больше вероятности, что ты проговоришься ей про магнитофон. А она наверняка этого дела так не оставит, шум поднимет, чтобы провели доследование… И придется убирать и тебя, и её, а ребенка оставлять сиротой. Тебе это надо?» Я стала клясться, что никогда никому не проговорюсь, но они мне твердо заявили: я должна отказаться от ребенка. Не обязательно отдавать его в детский дом, пусть его заберет Ленькина мать, растит и воспитывает. Так у них будет гарантия, что никаких контактов между нами не имеется. И слово в слово заставили меня заучить, какие я должна давать показания…

— И ты в итоге переселилась в эту квартиру?

— Да.

— С чего вдруг ты решила сунуться к Леньке и к тете Тане?

— Это было не вдруг. Я долго думала. Они ведь высказались в том смысле, что эта запись может быть опасна ещё лет двадцать. Вот я и подумала… Если Ленька оставил где-то копию… Он вполне мог… И если Ленька-младший её найдет… Ведь он тоже окажется в опасности! Поэтому я решила, что мне надо или забрать Леньку и увезти подальше, обменявшись в другой город, чтобы он оказался подальше от этого проклятого магнитофона и этой проклятой квартиры, где запись может быть спрятана в любом месте, или каким-то образом предупредить их о магнитофоне, чтобы они не совершили случайно лишних движений…