Алексей Биргер - Война орхидей

— Ты знал, как его искать?

— У меня были некоторые наводки. Но прежде всего мне нужно было уйти в бега, заручившись доверием чеченцев…

— Я так понимаю, тебе это удалось.

— Да. Все произошло даже лучше, чем я надеялся. То есть, не знаю, можно ли говорить про «лучше», после всего, что произошло. То есть, я бы все равно это сделал — и ушел бы в бега, сорвав задание. Я и так его сорвал, в каком-то смысле. Но я не мог иначе.

— То есть? Что произошло?

Он слегка застонал — то ли оттого, что она, припоминая эту часть его рассказа, слишком сильно стиснула его плечи, оставив на них ярко-красные отметины своих пальцев — то ли потому что он припоминал то же самое, синхронно с ней. А ведь для него эти воспоминания были ещё живее и мучительней.

— Я застрелил четырех наших мародеров. То есть… Я ведь и Афганистан прошел, и был в других местах. Когда идет вот такая партизанская война из-под каждого куста, многие звереют, теряют рассудок. Наверно, комплекс затравленного зверя, понимаешь? От постоянного ожидания выстрела в спину пробуждается неуправляемая злоба, желание растерзать, разорвать, причинить боль, выплеснуть все, что накопилось. Такая жестокость, что люди сами потом не верят, будто это были они. Так вот… Я перехватил четырех наших солдат, трех рядовых и сержанта, взявшихся насиловать чеченскую девочку… Лет двенадцати, как моя сестра… Потом оказалось, что сержант велел рядовым делать это — чтобы повязать их круговой порукой… Это было в разрушенной, наполовину сожженной деревне… Мать и дочка были одними из немногих, кто оставался в этих развалинах, прятались там… Сержант уже изнасиловал девочку и велел первому рядовому, наставив на него автомат, снять брюки и начать… Двое других ждали своей очереди… Это было… Лучше не рассказывать, как это выглядело. Я перестрелял их всех. Потом я сказал матери и дочке — девочку качало, и она шла с трудом — что теперь мне хана, к своим возврата нет, и пусть они проводят меня в горы, только подтвердят, что я их спас, чтобы меня не расстреляли по ошибке…

— Разве ты не мог объяснить командованию, за что ты их?.. Тебя бы полностью простили.

— Наверно, мог… Но… Вот он, идеальный повод, который мне велел найти Повар. Хотя, повторяю, я бы пришиб этих подонков, даже если бы не искал повода. У меня в голове все помутилось. На месте этой девочки я увидел мою сестру, так ясно увидел, понимаешь? Если бы я знал, насколько это было… вещее видение, так это называется?

Он поглядел на неё пустым взглядом.

— Я никогда никому не рассказывал о том, что произошло. Даже Повар не знает. Он знает лишь, что я нашел идеальный повод, чтобы войти в доверие к горцам и найти человека с фолиантом. У меня бы язык не повернулся никому рассказывать. Хотя, возможно, он и догадался. По оставшимся трупам можно было вычислить, что произошло, и за что я их… Но ты первая, кому я об этом рассказываю.

Теперь она легонько барабанила ребрами ладоней по его шее и по ложбинке между его лопатками. Взяла его за плечи, потянула вверх. Его позвоночник стал немного податливей. Она словно выбивала и выдавливала из него ядрышко его боли. Ей становилось жарко — и она надеялась, что он ощущает ровный жар её лона, покоившегося у основания холмиков его твердых ягодиц. Наклонившись, она коснулась языком основания его шеи — пощекотала невесомым и быстрым движением, проверяя, насколько он готов. Он попытался втянуть голову в плечи — скорей прячась от себя, чем от её осторожной ласки, и она поняла, что желание закипает в нем помимо его воли: желание, за которое он себя сейчас ненавидит.

— …А потом, когда я встретился с человеком с фолиантом… Это было нелегко, потому что он прятался… За ним шла настоящая охота… Мне помогли родственники девочки, которую я спас… Я стал их кровным братом, и для меня они были готовы на все… А потом пришли известия из Москвы… Двоюродный брат девочки, ездивший в Москву, чтобы подготовить почву для нашего тайного броска в столицу — промежуточной остановки перед рывком на Запад — привез мне кошмарные известия… Я просил его подкинуть денег моей семье… И он мне рассказал… Что произошло с моей семьей… Моя сестра то ли повесилась, то ли её повесили, после всего, что с ней сделали, мать пьет так, что почти потеряла человеческий облик… И что ко всему этому причастны их одноплеменники, старающиеся подмять под себя всю московскую проституцию… Они — мои враги — стали и их врагами. Тем более, что они были в числе врагов человека с фолиантом — в числе тех, кому было поручено… было выгодно, понимаешь?.. найти его и убить. И тогда я самовольно нарушил ход операции. Человек с фолиантом и остальные согласились со мной. Я честно сказал ему, что мое задание — как можно скорее вывезти его из России, и он должен понимать, какой опасности подвергнется, если согласится ждать — месяц, два, три, сколько будет нужно для моей мести — поэтому, если он скажет хоть слово, я немедленно его переправлю, и вернусь разобраться с собственными делами. Но мне бы хотелось покончить со всем до того, как мы расстанемся — потом мне могут просто не дать этого сделать. Ты ведь знаешь Повара… Он заявил, что не только останется, но и поможет мне в моей мести. И родственники девочки, сопровождавшие нас, сказали то же самое. Мол, если они бросят меня, то это будет для них вечным позором. Так я нарушил приказ Повара и сорвал его планы. А может, и не сорвал. Может, он все просчитал заранее, и задержка человека с фолиантом в Москве была ему на руку… Ведь и тебя он призвал, и того, другого. Мне было отдано распоряжение подыгрывать тому, другому — в обстоятельствах, изменившихся по моей воле и по моей вине…

— «Черному орлу»?

— Да. Он уже один раз разбирался с чеченцами, навык есть…

— Гм… Выходит, это на него я работала тогда, в Берлине… Но я считала его одним из них… И в его кличке есть что-то кавказское.

— Он не имеет к ним никакого отношения. А кличек у него много.

— Твой намек… Он имел какое-нибудь отношение к фильму «Черный орел»?

— Я использовал этот фильм как, так сказать, запасной ключик. Если бы ты не поняла одного намека, то многое сообразила бы, когда тебе на глаза попалась бы кассета. Что она попадется тебе на глаза — я не сомневался. Она сейчас всюду на видных местах — во всех киосках, во всех магазинах видеокассет.

— Мотив желательного сотрудничества КГБ и ЦРУ в аннотации — это, так сказать, случайная шелуха, или тоже конкретный намек?

— А ты как думаешь? Во всяком случае, во Франкфурте я должен был передать моего подопечного с рук на руки человеку, который имеет отношение не к нашим, а к другим спецслужбам. Этот человек и должен был его оберегать и увезти его дальше. Думаю, теперь Черному Орлу поручено то же самое.