Алексей Биргер - Москва - Варшава

«Лексеич» отмотал чуть назад и опять включил воспроизведение.

Тадеуш, шедший размашистым пружинистым шагом, вдруг остановился, поправил ремень наплечной сумки и при этом словно бы обмахнул плечо.

— Жест Литовца, — сказал Повар. — Хотя этот парень Литовца в жизни не видел. Это не «общенациональное», это гены. А я, свиная башка, никогда и не подумал затребовать фотографию парня, хотя уже несколько лет назад могли бы узнать… М-да… Тут все ясно. А Тереньев… он, конечно, догадался, едва увидев парня, вот и решил спрятать его даже от нас. Или… — Повар хмурился. — Очень интересный расклад получается. Надо подумать.

С разъяренным итальянцем все решилось быстро и просто. Да, было не очень понятно, кто больше виноват: он, без оглядки выскакивавший с второстепенной дороги на основную трассу, или она, имевшая возможность избежать столкновения, но сколько-то сама спровоцировавшая аварию. Но, увидев красивую женщину, которая стала по-французски объяснять ему, что ей надо вызвать врача, и совать ему руки свою страховую карточку — мол, не беспокойтесь, финансовые вопросы уладим — итальянец растаял. И сам вызвал и «скорую помощь» и полицию, по мобильному телефону.

— Мне, конечно, нельзя было садиться за руль, после той истории в Швейцарии, — через пятнадцать минут объясняла она врачам и полицейским. Об истории со взрывом её машины она им поведала. — Я понимаю, этот молодой человек не совсем прав, слишком лихо он выскочил на шоссе, но я… Вообще-то, я вожу машину очень хорошо, и, конечно, смогла бы избежать столкновения, будь я в нормальном состоянии. Понимаете, в тот момент мне что-то померещилось: то ли, что из соседней машины целятся в меня, то ли, что мотор как-то странно сменил тональность, будто в нем находится посторонний предмет — бомба, которая сейчас взорвется. Мне даже сложно припомнить теперь, что мне там почудилось и что я напридумывала, но я впала в панику, вот и… вот и…

Она зябко передернула плечами, будто её пробирал озноб. Подумывала она и о том, что можно заплакать, но отказалась от этой мысли: нет, она будет в той истерике, когда говорят пустым отрешенным голосом, не видя окружающего мира, когда пустота и страх пустоты такие, что даже слез нет.

— Вы успокойтесь, успокойтесь, — говорили ей врачи и полицейские.

— Да, конечно… — она делала глубокие вдохи и выдохи, будто усилием воли справляясь с собой. — Вот только… Вы знаете, я не слабая женщина…

— Да, мы это заметили, — её собеседники смотрели на неё и с уважением, и с восхищением. Она была из тех женщин, красоту которых слезы и искаженное страхом лицо не только не портят, но даже подчеркивают.

— Но вести машину я не смогу… У меня руки начинают трястись при мысли, что я опять сяду за руль… А мне обязательно надо быть в Париже… Скажите, вы не могли бы… Не могли бы не только посадить меня на поезд, но и выделить мне охрану, в мое купе?.. Я понимаю, это глупо, и звучит, наверно, как бред сумасшедшей, но после того случая я так боюсь, так боюсь… То есть, умом я понимаю, что это, конечно, были ирландские террористы, но в глубине сознания все равно скребется мысль: а вдруг, все-таки, охотились за мной?

— А вы представляете, зачем за вами можно охотиться? — спросил старший по чину полицейский.

Она развела руками.

— Только одно на ум приходит. Я — женщина довольно богатая, и, возможно…

— Происки наследников вашего состояния?

— Я даже не знаю точно, кто мои наследники. Я одинока. Есть дальняя родня со стороны мужа, вот и все.

— Вы замужем?

— Я вдова.

— О, простите!..

— Нет-нет, ничего. Муж скончался не так давно. Он был старше меня, но все-таки, по нынешним понятиям, молод. Мы прожили счастливо несколько лет, а потом у него оказался рак…

— Простите, вы унаследовали ваше состояние от мужа?

— Мы объединили наши состояния. И он, и я всегда были людьми деловыми, и произошли мы из хороших семей… Нет, я не думаю, что кто-то из родни мужа… Я вообще ни о чем не могу думать!

Полицейские переглянулись.

— Возможно, мы сумеем решить ваши проблемы. Но для этого нам надо доложить по начальству.

— А еще… — она вцепилась в рукав полицейского. — А ещё это могут быть какие-нибудь шантажисты! Они запугивают меня, чтобы потом прислать письмо: «Мы тебя не тронем, если выплатишь такую-то сумму денег, а не выплатишь — пеняй на себя, ты видела, на что мы способны!» То есть, я несу невесть что, но… Ой, погодите! Это может быть русская мафия!..

— Русская мафия?.. — полицейские были ошарашены.

Конечно, она шла ва-банк. Зацепись полицейские хоть за какое-нибудь противоречие в её нынешней биографии (точнее, в той биографии, под которой она сейчас жила) — и она сама сгорит. Но у неё все было подогнано так, что не подкопаешься: происхождение, детство, юность, деловые контакты и контракты. Конечно, могли полицейские обнаружить и пистолет в её сумочке. Но кто станет заглядывать в сумочку дамы, которая сама обратилась за помощью, вся в истерике и в слезах? Да и обнаружь они нечаянно этот пистолет, она бы отговорилась. Мол, приобрела из страха за собственную жизнь, сама не знаю, зачем сделала такую глупость, ведь я и стрелять-то толком не умею. Ствол был чистый, так что её объяснения примут, конечно, без всяких… А выиграть она могла много, очень много. Она могла навсегда избавиться от своих преследователей.

— Да, я вот сейчас подумала… — быстро заговорила она. — У меня появился деловой партнер, которого я считала итальянцем, а он, оказывается, был русским, и его только что убили, в Москве!.. Я заглянула в банк… Но это неважно! Если он был связан с мафией, то они могут охотиться и за мной!..

Полицейские посерьезнели.

— Вы знаете… — они переглядывались. — Об этом нам не мешало бы расспросить вас поподробнее. Вы не будете против, если мы попросим вас проехать с нами и задержаться в управлении полиции?

— Нисколько, — она улыбнулась. — По правде говоря, за стенами полицейского управления я буду чувствовать себя в наибольшей безопасности.

…И через два часа она заканчивала давать показания.

И дальше все пошло как по маслу — именно так, как она надеялась. Разумеется, её показания проверили и перепроверили по компьютерам: и полностью ей поверили. Ни одной шероховатости не возникло, которая могла бы заставить полицейских задуматься: а вдруг она не та, за кого себя выдает? Что ни говори, а с обоснованием легенд у неё всегда был полный порядок.

— Кстати, — спросил под конец комиссар, беседовавший с ней, — вам никогда не встречалось такое имя: Степан Натрыгин?

— Нет, — ответила она. — А что?

— Он буквально несколько часов назад был найден мертвым, на платной автостоянке в Риме, во взятой им напрокат машине. Я хотел бы избавить вас от подробностей того, как его убили, но… Но, поскольку, по ответу на наш срочный запрос в Москву мы можем вполне уверенно говорить, что Натрыгин был членом преступной группировки, и поскольку в этом убийстве явно возникает «русский след», то мне подумалось: вдруг его смерть может быть как-то связана с вашим делом? Скажем, не мог ли он быть одним из посредников в торговле лесом? Или как-то иначе пересекаться с вашим покойным компаньоном по бизнесу?