Алексей Биргер - Москва - Варшава

— Ты представляешь, что с нами будет? — спросил Андрей. — Повар нас по головке не погладит.

В подробностях он развивать не стал. Во-первых, рухнет пол-Европы, сгорят люди — до сих пор, надо понимать, занимающие видное место в политике и общественной жизни — которые, после крушения СССР, стали честно служить России, лишь бы их досье не выплыли наружу. Скандал с разоблачением личного секретаря германского канцлера, оказавшегося агентом КГБ, покажется детскими игрушками рядом с грядущим скандалом. Во-вторых, лично Повару будет на руку, если сейчас, в демократические времена, обнародовано будет, что такой-то генерал КГБ на свой страх и риск пытался предотвратить покушение на папу. Но из-за этой «личной инициативы» вытянется такая цепочка, что Повар первым даст указание ликвидировать Игоря и Андрея: что нужно, они миру поведали, и теперь надо их заткнуть, дабы не наболтали сверх нужного. В-третьих, и Повару могут икнуться подобные разоблачения, ведь до сих пор многие, кого эти разоблачения могут затронуть, живы и у власти… Были и «в-четвертых», и «в-пятых», и «в-шестых», которые оба партнера отлично понимали.

— Я ж говорю тебе, я излагаю наихудший вариант, — мрачно проговорил Игорь. — И будем надеяться, что он не имеет отношения к истине, что правда — за войной табачных мафий или за чем-то подобным. Поэтому сделаем так. Ты продолжаешь рыть табачную версию — и дай Бог, чтобы правда оказалась за ней! Повару будем докладывать о табачной версии и о версии, связанной с Германией: мол, их разрабатываем в первую очередь. А я тем временем втихую, негласно — буду копать, кому до сих пор может быть страшно разоблачение всей подоплеки покушения на папу.

— Ну, знаешь… — пробормотал Андрей.

— Что тебе в этом не нравится? — Игорь резко повернулся к нему.

Андрею не нравилось многое. И то, что он заодно с Игорем сложит голову, если Игорь прав и его «негласное» расследование выведет на людей, которых лучше не трогать. И что-то другое… Андрей не мог точно определить, что именно, но он чуял за ситуацией какой-то подвох.

— Мне не нравится… — проговорил он наконец. — Мне не нравится, что ты собираешься мстить за человека, который в свое время тебя предал.

Андрей имел в виду ту историю, когда кого-то надо было сделать «козлами отпущения» за неудавшуюся операцию в Чечне. И именно Гитису Янчаускасу Повар поручил разыграть все так, чтобы удар — если этот удар грянет — пришелся по двум компаньонам, Андрею и Игорю, а не по кому-нибудь еще.

— Во-первых, не предал, — возразил Игорь. — Он взял и отпустил намек, который нельзя было не понять, что ему поручено нас подставить. Только благодаря этому мы и выкрутились. А во-вторых, при чем тут «мстить»? Есть вещи, которые надо доводить до конца, вот и все. Как там у Гейне, ты, германист? «Один упал — другие вставай на смену», так, что ли?

Андрей задумчиво кивнул. Уже не в первый раз Игорь его поражал. Казалось бы, человек, отпахавший в «системе», должен этой системе и служить. Но Игорь, когда дело доходило до противостояния с «системой», чтобы сохранить свои честь и достоинство, шел в бой с большим мужеством, чем Андрей, выросший в достаточно либеральной — почти диссидентской среде.

И что-то там ещё было, что-то еще… Уж не с тем ли связано почти трехдневное отсутствие Игоря, думал Андрей? Возможно, он вовсе не «пас» эти дни Тадеуша, а отсиживался где-то, в одиночестве, обдумывая, как себя вести, после того, что ему стало известно? С Игоря станется…

— Ты забываешь об одном, — сказал Андрей. — Повар просчитывает любые комбинации на много ходов вперед. И, возможно, он и ждет от тебя того, чтобы ты начал ворошить дерьмо и оно покрепче завоняло — воображая при этом, будто ты бросаешь вызов Повару.

— Я не забываю об этом, — возразил Игорь. — Я и это держу в уме. Так дело ж в другом! На руку я сыграю Повару или не на руку, похвалят меня или прибьют — я должен во всем разобраться, до конца… А ты-то со мной? - повернулся он к Андрею.

Андрей невесело ухмыльнулся.

— С тобой, с тобой, куда мне деваться?

— Вот я и говорю тебе: в данных обстоятельствах, повремени связываться с Богомолом!

Если бы Игорь знал, какой дурной совет он дал своему другу и компаньону… Но знать заранее, что, наоборот, с Богомолом надо выходить на связь как можно скорее, коли Игорь прав в своих догадках, не мог никто.

А Андрей только покачал головой: опять они затевают такую опасную игру, в которой скорее головы сложишь, чем останешься с прибытком. Ладно, он насядет на табачный вариант — и, Бог даст, правда окажется за ним, и плаха минует…

Еще до того, как компаньоны встретились вновь после почти трехдневного отсутствия Игоря, произошло следующее…

Через два часа после того, как Игорь и Тадеуш выехали с квартиры молодого человека, Повар, удобно устроивший руки на огромных подлокотниках своего огромного кресла и не без насмешки созерцавший своих подчиненных, добродушно хохотнул.

— Так, значит, он прокатил вас? Молодец!

Двое, стоявшие перед ним, обеспокоено переминались с ноги на ногу. Они знали, что Повар страшней и опасней всего тогда, когда изображает веселое стариковское добродушие.

— Мы не знаем, как это получилось… — промямлил один из них. — Они исчезли очень быстро, уже в районе Профсоюзной улицы. Вроде бы, на рынок завернули, но… но…

Эти двое должны были следить за Тадеушем Жулковским. Они видели, как Игорь Терентьев вывел Тадеуша к своей машине. И буквально через пятнадцать минут Терентьев взял резко влево, к рынку — а потом словно испарился. Двое «ведущих» являлись профессионалами высочайшего класса, и никогда прежде с ними подобного не случалось.

— Понимаю! — Повар беззаботно махнул рукой. — Вот и учитесь, что такое старая гвардия. Я велел Игорьку укрыть мальца от всех — от всех, понимаете? — и, естественно, он позаботился о том, чтобы оторваться от любой возможной слежки. Можно сказать, утер вам нос. Считайте, что он по моему поручению вас испытывал. Вот и проанализируйте теперь всю ситуацию, разберите по косточкам, найдите, где вы допустили прокол. Такие проколы полезны, потому что встряхивают людей, учат, не дают возомнить, будто невозможного для них нет. Все, ступайте.

Двое «наружников» удалились, с облегчением переведя дух. Они ждали много худшего.

А Повар опять глубоко задумался, прикрыв глаза.

Сейчас он видел перед собой несколько нервного, и явно самолюбивого при этом молодого человека с выразительными серыми глазами — этакого породистого жеребца, который возьмет любой барьер и который пройдет с чемпионской скоростью любую дистанцию, но которого нельзя нагружать низкой и рутинной работой, чтобы он не подох от тоски.