Яна Темиз - Рай на земле

Так, где это я? На такси здесь, похоже, рассчитывать нечего.

Ладно, не так важно, доберусь как-нибудь. День, слава богу, солнце вон вовсю шпарит. Выйду на приличную улицу и все дела. Главное сейчас – дело сделать.

Вернее, полдела. Потому что одну половину он провалил.

Провалил совершенно бездарно, по-идиотски, вопреки идеально продуманному плану! Исключительно по собственной глупости, даже винить некого. Надо же было так свалять дурака, даже не верится. Из-за каких-то нелепых шапочек! Осталось не так много времени, всего несколько дней, надо что-то решать. А если история повторится – не вызовет ли это подозрения? Впрочем, это касается только его, и в этом смысле дело, приведшее его в этот бар, куда важнее.

Потому что в нем заинтересованы и другие.

Несмотря на яркое солнце снаружи, в баре было полутемно и почти прохладно.

Эта респектабельная, искусственная прохлада успокоила его больше, чем все размышления на тему «Днем со мной ничего не случится».

Хотя в его действиях – в его нынешних действиях! – не было, как он знал, никакого криминала, ему всю дорогу вспоминались почему-то оказавшиеся в памяти слова контракта с турфирмой. Что-то насчет ответственности, которую не несет агентство «за любые совершенные клиентом действия и самостоятельно принимаемые решения, которые могут повлечь за собой…» – что именно они могут повлечь за собой, он не помнил. Но, разумеется, ничего хорошего.

Чуть выше был еще пункт про последствия, «вызванные нарушением клиентом законов страны временного пребывания». За которые тоже, как водится, никто не желал отвечать. Его всегда веселил идиотизм бюрократических формулировок, и он против воли запоминал их, словно фразы из анекдотов. Тогда, в агентстве, просматривая по настоянию туристической барышни контракт, он насмешливо хмыкнул, подумав, что ради этого он и едет – чтобы «совершить действия, которые могут повлечь за собой», чтобы «нарушить законы», «вызвать последствия», «нанести ущерб». И при этом избежать никому не нужной ответственности.

Бусины падежей были нанизаны на нитку, и он мысленно перебирал их, как четки: «нарушением – клиентом – законов – страны – пребывания». Но сейчас – сейчас он просто заглянул в бар.

Сняв темные очки, не успевшие достаточно быстро поменять цвет и стать светлее, он оглядел небольшое, почти пустое помещение. Как ни странно, бар был отделан если не богато, то и не убого и явно с привлечением дизайнера. Слава богу, не какой-нибудь притон!

Мурата он увидел за столиком в углу. Рядом с ним сидел еще один человек, и они, вместе с барменом и несколькими посетителями, смотрели на него.

Это было неприятно. Он постарался незаметно нащупать телефон – в случае чего можно вызвать полицию. Или хоть пригрозить полицией. А впрочем, что за страхи? Только из-за того, что пришлось ехать в незнакомый район? Так наверняка этот таксист вез его кружным путем, вот и показалось, что далеко.

– Разве нельзя было встретиться в отеле? – не поздоровавшись, недовольно спросил он Мурата. Ему казалось, что так он даст понять этому парню, кто хозяин положения. В конце концов, платит-то он.

– Нет, нельзя, – ответил вместо Мурата сидящий рядом мужчина. – Дело-то серьезное. А в отеле и у стен уши.

– Какие уши? Какое серьезное дело? Я полагаю, мы обо всем договорились с молодым человеком…

– Молодой человек не должен был соглашаться на такие дела, – английские слова он выговаривал старательно и почти правильно, но с грамматикой явно был не в ладах, и выстроил что-то вроде «должен не был согласиться». Ну да черт с ним, с его английским! Будут еще денег просить, все понятно.

– Я все объяснил. Никакого криминала, никаких проблем, никто ничего не узнает. Я думал, мы друг друга поняли. Я уже заплатил за помощь и заплачу еще, – он говорил короткими понятными фразами, с трудом удерживаясь от так необходимых для нормального общения более сложных слов. – Сколько вы хотите? Вы принесли?

– Я говорю о другом деле, – раздельно и весомо выговорил мужчина. Сидевший рядом Мурат не произнес ни слова и всем своим видом давал понять, что он человек маленький и при старших помалкивает. – Я об убийстве. Не надо, не надо, – отмахнулся он от попытки возражений и вопросов, – сядьте сюда. Я говорю: сядьте.

– Спасибо, – спокойно, сесть так сесть, сохраняй независимый тон, это не более чем блеф! Ничего они не знают и знать не могут! – Я не понимаю, о чем вы говорите. Я пришел за тем, что вы мне обещали достать, вот и все.

– Это не все. Хотите выпить? Пиво, виски, коньяк? – гостеприимный хозяин подал знак, и Мурат вскочил, демонстрируя готовность броситься за заказом.

– Минеральной воды, – не глядя на парня, ответил он. – Со льдом. Так я не понял, о чем мы говорим?

– Об убийстве. Одна туристка утонула, правильно? И вас кое-кто видел, прямо там, на месте. И полиция уже знает, что там кто-то был. Но пока они думают, что не вы. Это дорого стоит, правильно?

– Вы ошибаетесь. Я не знаю никакой туристки и понятия не имею, где она утонула. Так что никто не мог меня нигде видеть. Если ваш юноша принес, что я просил, я заплачу ему и пойду.

– Как хотите. Только из страны вы не уедете. У вас же пять дней осталось. За пять дней наша полиция ничего не сумеет – и вам придется задержаться. И не в пятизвездочном отеле, будьте уверены! Здесь пока не Европа, – нехорошо усмехнулся говорящий. – Идите, если хотите. А тот, кто вас видел, позвонит в полицию. Но можно… договориться.

– Но это же ерунда! – он больше не мог разговаривать на примитивном языке, пусть видят, что он возмущен, как всякий ни в чем не виновный. – Кто-то где-то кого-то видел! При чем здесь я? Да в полиции над вами смеяться будут! Что вы можете доказать?

– Никто не будет смеяться. У вас будут неприятности, и вы не уедете. А потом окажетесь в тюрьме.

Кажется, вот это и есть «самостоятельно принимаемые клиентом решения», «которые могут повлечь за собой». Похоже, очень даже могут. Он не знал, что полиция отиралась в отеле, видимо, они сделали это как-то незаметно, но он слышал, как Вера обратилась к полицейскому – обратилась так, словно это было само собой разумеющимся. Значит, они разговаривали с ней раньше? О чем? Он не рискнул расспрашивать, чтобы не выдать свой интерес. И без того все шло наперекосяк! Когда он впервые услышал, что утонувшая была немкой, он даже не придал этому значения, хоть и удивился: какая немка? Или утонул еще кто-то? Не многовато ли для здешнего благолепного мелководья?

Следующей его мыслью было, что так действует все преобразующая сплетня: кто-то почему-то сказал «немка», другой повторил – и готово, все поверили. Он даже сам для верности повторил это, отвечая на чей-то вопрос, и только потом, увидев ту, что должна была быть на ее месте, целой и невредимой, понял, что ошибся.