Яна Темиз - Рай на земле

– Конечно, куда угодно, да, Верочка? За границей так редко выпадает возможность просто куда-то поехать, все с группой, с экскурсиями или на городском транспорте. А это совсем не то, что ваш… «Пассат», кажется? Хоть он и не новый! Мы согласны, да?

– Вот и хорошо, – сильная рука сделала почти незаметное движение, машина тотчас же прибавила скорость и повернула на неширокую дорогу, идущую вдоль самого моря. – Как вы сказали, миссис Елена, «возможность»… «падает», да? Это так говорят? Она «падает»?

– Ой, действительно, никогда не обращала внимания! Не «падает», а «выпадает», но все равно смешно! Верочка, вот вы филолог, куда и откуда она выпадает, по-вашему?

– Не знаю, никогда не задумывалась. Откуда-то выпадает. С неба, по-видимому! Смотрите, какие сосны необыкновенные, все кривые какие! Можно, я их сфотографирую?

– Конечно, – машина послушно остановилась, чуть съехав на обочину. – И нас. У меня не осталось твоих фотографий, ни одной. Помнишь, ты взяла пленку и забыла мне отдать? Я сначала и не переживал из-за них, думал, скоро тебя найду, и все, зачем мне тогда фотографии, а потом, пожалел, конечно.

Эти фотографии были у нее, все до одной.

Среди строгих наставлений серого молодого человека было и это: не фотографироваться и не дать себя фотографировать… господи, как это глупо, как стыдно, как неправдоподобно нелепо звучит сейчас – двадцать лет спустя! Нет, больше она не будет ни о чем думать, ни в чем сомневаться, к черту все эти правила, они старятся раньше нас!

– Давайте я вас сниму, – предложила Елена Георгиевна, – вас вместе. Потом сделаете большой портрет и будете детям показывать! Вот сюда встаньте… замечательно. И меня теперь, если можно… вот здесь.

– Но здесь свет не очень хорошо падает, может не получиться, – Вера старательно примеривалась к странной форме сосне, навевающей мысли о каких-то где-то виденных японских гравюрах, о кривуле-бонсае в крошечном горшочке, о китайских веерах и ширмах с цветами и птицами. И с такими вот изощренно изогнутыми соснами. – Очень китайская сосна, да? Вам она, наверно, поэтому приглянулась?

– Вы тоже заметили? Изумительная сосна! И прямо над морем, очень красиво!

– Кажется, получилось, – Вера отдала фотоаппарат хозяйке.

– Кстати, – сказала Елена Георгиевна, когда они уже снова были в прохладном салоне машины, – я в Китае почему-то таких сосен не видела. Мы ведь в городе были… или я просто забыла, не знаю. Мы там вообще мало что видели: на работу, с работы, тексты разные, да и боялись всего. У меня на картине такая сосна… почти такая. Помните, я вам рассказывала про диптих? На моей картине, с самого краю, вот такая кривая ветка сосны, так тщательно выписана, каждую иголочку разглядеть можно, китайцы и японцы это умеют… а под сосной более светлый куст, и тоже каждый листочек видно. И девушка… японка в сиреневом кимоно с ножницами в руках. Она собирается подстригать куст, но на него не смотрит! Совсем в другую сторону повернулась, только руки делом заняты: в одной ножницы, в другой ветка, которую надо подстричь, но мысли ее не там, совсем не там. Личико нежное, бледное, кимоно веерами расписано, и пояс широкий темно-бордовый…

– А куда она смотрит? – Энвер не все понял, но он любил ясность, и эта его привычка искать во всем простое и конкретное отозвалась в этом вопросе. Очень милая дама, но должен же быть предел таким… абстрактным историям.

– В том-то и дело, что никуда. Я ведь вам не просто так рассказываю, вам это скучно, я понимаю. Но она, моя японка, много лет смотрит в пустоту. А должна была – на юношу. В бордовом кимоно, такого же цвета, как ее пояс – иначе это цветовое пятно там никак не уравновешено. Юноша тоже что-то делает в саду, кажется, срезает цветок, – но смотрит он на девушку, рискуя порезать палец. Я его столько лет не видела, детали забыла уже, помню только абрис, силуэт…

– А где же этот юноша, я не понял? Вы говорите, его нет на картине?

– Он на второй картине, Энвер. Это парные картины, диптих, знаете такое слово? Означает, что их нельзя разделять, иначе теряется все: смысл, красота, гармония цвета. Они должны висеть рядом. Знаете, я недавно у вашего Орхана Памука прочитала такую фразу: умеющий видеть сразу поймет, что здесь изображена любовь. Или у него «умеющий любить»? Не помню точно. Вот и на том диптихе изображена любовь, только видна она, если картины висят рядом. Мы и купили их… чтобы когда-нибудь повесить рядом, чтобы и они, и мы были вместе. Но вышло вот так, что японка осталась одна. Мой… возлюбленный решил, что условности и правила важнее, чем счастье. Как будто жизнь вечна, боже мой! Вернее, все было не так, это я думала, что он решил от меня отказаться, но вам это сейчас неинтересно. Вы ведь сколько потеряли – лет пятнадцать или больше?

– Семнадцать, миссис Елена. И больше не потеряем. Вы правы, я почти все понял про ваши картины… вот, нам сюда.

Это был крошечный ресторанчик, расположенный так, словно его владелец поставил своей целью спрятать его от потенциальных клиентов и иметь возможность принимать здесь только тех, кого ему угодно. Судя по оказанному ему приему, Энвер принадлежал к числу избранных. Всего несколько столиков на веранде, оплетенной то ли плющом, то ли диким виноградом, где даже сейчас гулял неизвестно откуда взявшийся ветерок и скатерти были закреплены специальными зажимами, чтобы не улетели, и несколько внутри небольшой комнаты, где царил кондиционер, обещая вожделенную прохладу.

– Где мы сядем? Если хотите, – он сделал жест в сторону помещения, и хозяин тотчас же засуетился, посылая куда-то какую-то невидимую челядь.

– Мне кажется, можно и здесь, – неуверенно сказала Елена Георгиевна, глядя на Веру. – Здесь тень и ветерок даже есть. Что скажете? А то надоел этот искусственный холод.

– Хорошо, – согласился Энвер, указал хозяину на столик в тенистой нише, и тот мгновенно рассыпал новые громогласные указания. Те, к кому они были обращены, не замедлили появиться, с ними появилась вода, сверкающие приборы, накрахмаленные салфетки, свежий, почти горячий хлеб в плетеной корзиночке и даже ваза с цветами.

– Вы граф Монте-Кристо и это ваш тайный приют? – с удивлением глядя на всю эту суету, спросила Елена Георгиевна.

– Простите?.. Кто? Вы позволите мне самому сделать заказ? Вы не разбираетесь в здешней рыбе, и сейчас не самый удачный сезон. Точнее, фаза луны. Улов ведь зависит от приливов и отливов. Не знаю даже, удалось ли им что-нибудь поймать… одну минуту.

Он отошел вместе с шумно жестикулирующим хозяином, и Вера почувствовала, как у нее защемило сердце. Ей так нравилась его спокойная уверенность, его улыбка, его любовь к ясности, его жесты, даже то, как он водил машину. Все это уже когда-то было в ее жизни, и тогда ей тоже понравилось его умение вести себя, быть хозяином положения, не подавляя своим превосходством, его чуть старомодная надежность, его улыбка.