Томас Хетхе - Дело Арбогаста

В полдень бьет колокол. Старший надзиратель орет:

— Раздача пищи!

Двое арестантов забирают из кухни котел с едой и принимаются обходить камеры. Оконце открывается, Арбогаст подставляет миску, вахмистр наливает ему суп-овсянку. После еды разносят почту, и Арбогасту вручают так называемый почтовый набор, полагающийся каждому вновь прибывшему сюда заключенному. Лист серой бумаги формата А-5, соответствующей величины конверт, карандаш и формуляр с “Регламентом взаимоотношений заключенного с внешним миром”. Арбогаст решил сразу же приняться за письмо жене, чтобы высказать ей все, на что у него не хватило сил при утреннем свидании, но когда во второй половине дня в камеру пришел вахмистр со стремянкой, чтобы простучать молотком оконную решетку, в письме Арбогаста не было ничего, кроме обращения. Письма все равно заберут только в воскресенье, успокоил его вахмистр, так что спешить с этим нечего. Встав на табуретку, Арбогаст может разглядеть за окном крошечный участок дороги, небо и тюремную стену. Строго говоря, американцы в войну разбомбили весь Брухзал, но тюрьму они не тронули с тем, чтобы впоследствии заточить здесь нацистов. Рассказывают, что в последние дни войны здешние арестанты взбунтовались, убили начальника тюрьмы и заживо оторвали одному из надзирателей руку. Вечером дали хлеб с кусочком маргарина, домашний сыр и жестяную кружку чаю.

На следующее утро, в полседьмого, ударили в колокол. Арбогасту указали, что первым делом он должен убрать к стенке койку и приготовить к выносу “парашу”. Едва он с этим управился, как дверь отперли, “парашу” забрали, опустошили ее где-то в конце коридора и вернули в камеру. Выдали Арбогасту чашку эрзац-кофе и кусок хлеба. Тарелок здесь не было, только миски. После первого завтрака в тюрьме Брухзал Арбогасту велели вооружиться веником, находящимся в нише возле “параши”, и подмести в камере. В семь тридцать приказали выйти на поверку всем, кто участвовал в общих переплетных и ковровых работах или занимался ручным трудом у себя в камере. Арбогасту, с трудоустройством которого пока не определились, тоже было велено выйти на поверку.

— На выход!

Камеры, одну за другой, отперли, и заключенные организованно вышли в коридор. Арбогаст огляделся и кивнул товарищам по несчастью, но никто не удостоил его и взглядом. И ему показалось, что дистанция между ним и остальными чуть больше, чем та, которой они придерживались друг от друга. Ему стало страшно. Он слышал, что в тюрьме существует своя иерархия, причем убийцы по сексуальным мотивам окружены общим презрением, Вахмистр прошелся вдоль шеренги арестантов, пересчитал их и отдал приказ:

— С камеры сотой по сто пятнадцатую выйти из строя!

И — в путь по лестницам. Арбогаст боялся, что его ударят или столкнут, но ничего такого не случилось. Заключенные организованно перешли в центральную башню, спустились по лестнице и вышли в тюремный двор. Здесь их еще раз пересчитали. Двор представлял собой треугольник, две стороны которого образовывала тюремная стена. Сейчас здесь было полно заключенных в синих арестантских нарядах. На стене — охранники с автоматами. Пятеро надзирателей — здесь же, во дворе. Заключенные, разбитые попарно, описывали круги по двору. И все же возникали какие-то группы и люди тихо переговаривались. Говорить громко, останавливаться или меняться напарниками было строжайшим образом воспрещено. Все же Арбогаст заметил, как заключенные передают друг другу сигареты и еще что-то в маленьких пачках. Он оставался на прогулке в полном одиночестве. Через час их развели по камерам. Замешкавшись у дверей, Арбогаст кивнул человеку из соседней камеры — тщедушному пожилому мужчине, который тут же отвел глаза. Арбогаста заперли в камере, выдав ему бритвенные принадлежности. Вскоре после этого его вызвали на тюремное собрание.

— Поторапливаетесь, Арбогаст! Однако хорошенько подготовьтесь! Арбогаст на скорую руку побрился с холодной водой, после чего еще около часа прождал за столом, делать ему было нечего, вот он ничего и не делал. Руки вцепились друг в дружку, взгляд устремился ввысь — в окно. Заслышав шаги в коридоре и скрип ключа в замке, он встал и подошел к двери, ожидая, что его сейчас выведут. И с великим изумлением увидел священника в сутане со сложенными на груди руками.

— Минуточку, — с улыбкой сказал священник, — не так быстро. Без вас все равно не начнут. Перед тюремным собранием вам имеет смысл потолковать со мной. Так что, садитесь.

Арбогаст сел. Дверь заперли снаружи. Священник остался стоять в дверном проеме.

— Меня зовут отец Каргес, — начал он. — А вы Ганс Арбогаст.

Это не было вопросом. И все же Арбогаст кивнул.

— Вы католического вероисповедания.

И это вопросом не было. Каргес, лет сорока с небольшим, с бычьей шеей над воротом сутаны, широко улыбнулся несколько влажным ртом. И вновь сложил руки, словно раздумывая, с чего начать.

— Я не виновен, ваше преподобие, — опередил его Арбогаст, Каргес и бровью не повел. Правда, ресницы его, настолько тонкие и светлые, что их практически не было видно, в этот момент вполне отчетливо дрогнули. Арбогаст смущенно отвел взгляд. Он плохо спал нынче ночью — лицом к стене, зажав уши руками и все же слыша таинственные шорохи и шепоты тюрьмы, — и сейчас чувствовал сильную усталость.

— Я действительно не виновен. Я ее не убивал.

Каргес с улыбкой кивнул. Затем встрепенулся, развел руками, огляделся по сторонам.

— Вы хоть понимаете, куда попали?

Арбогаст покачал головой. Руки священника, показалось ему, приплясывая, прошлись по всей камере.

— Эту тюрьму воздвигли свыше ста лет назад, потому что решили отказаться от существовавших до тех пор исправительных и трудовых заведений. Вы только представьте себе: огромные камеры, в которых и спят, и работают, а главное, держат вперемешку закоренелых преступников и несчастных малолеток, — и при этом страшная грязь, и отсутствие надлежащего надзора. А вот мужская тюрьма Брухзал великого герцогства Баденского, в которой вы сейчас находитесь, была, напротив, спроектирована по образцу английской, а точнее лондонской тюрьмы Пентонвиль. В то время это была первая тюрьма с панорамным обзором на всем континенте, гигиеничная и точно сконструированная машина. А хотите знать, в чем заключается главная изюминка?

И вновь Арбогаст покачал головой. А священник провел рукой по стене у двери, словно желая удостовериться в прочности каменной кладки.

— Это была первая тюрьма во всей Германии, в которой было введено одиночное заключение. В § 1 “Закона об исполнении наказании в новой мужской тюрьме в Брухзале” от 6 марта 1845 года сказано, что ”каждый заключенный помещается в одиночную камеру и содержится в ней денно и нощно в отсутствие общения с другими заключенными”. Брухзал стал лучшей тюрьмой во всей Германии.